Выбрать главу

— Куда вы? Куда вы? — испуганно вскрикнул мальчик и попытался остановить их, загораживая дорогу растопыренными руками. Но они отталкивали его, ощупывали стены и вглядывались, ничего не видя.

— Вы же обещали, — тщетно взывал мальчик, — мы же их испугаем.

— Чего ты пристал! — отбивался высокий. — Ну испугаем. Кого испугаем-то?

— Летучих мышей. Ребята, не надо! Выйдите отсюда.

— Видали? Мышей испугаем! А где они тут? Давай фонарь.

— Не дам, — твердо сказал мальчик. — Не дам, пока вы все не выйдете и будете заходить по одному.

Вы обещали!

— Вот ещё! Сам привел, расхвастался, а теперь «не дам». Давай фонарь, слышишь! — сердито потребовал высокий и швырнул в темноту огрызок яблока.

— Ой! — вскрикнул кто-то из ребят. — Она пролетела!

— Кто?

— Мышь, наверное, они тут шебуршат, слышите?

Кто-то опять шарахнулся, отмахиваясь от невидимого прикосновения.

Все выскочили из пещеры, и похожий на ежа предложил:

— Ребята, спички есть? Давайте костерок разложим.

— Что вы! — ужасаясь, закричал мальчик. — Нельзя костер, нельзя! Они задохнутся'

— Не задохнутся, вылетят, а мы на них посмотрим, — спокойно ответил высокий.

— Они днём спят, они только ночью летают. Вы же знаете. Вот фонарик, посмотрите с фонариком.

— Не давал, когда просили, теперь не надо нам твоего фонарика.

Как только загорелся хворост и запахло дымом, послышался панический шепот крыльев, странные звуки, похожие на скрип дверных петель. Летучие мыши, косо планируя, потянулись из пещеры, как серое облако, и заметались на ярком свету. Ребята сначала замерли при виде этого неожиданного, почти сказочного зрелища. Потом, охваченные странным возбуждением, подпрыгивая и выкрикивая нечленораздельные возгласы, они стали майками и полотенцами подгонять отставших, сбивать их с потолка и стен пещеры. Летучие мыши шлепались на землю и ползли, широко распластав дрожащие, мягкие кожаные крылья. Мальчик, рыдая, хватал за руки распоясавшихся ребят. Но они уже не могли остановиться и отшвыривали его. Он ударялся спиной о холодную стену, снова наскакивал то на одного, то на другого, пытаясь вырвать из их рук полотенца, бормоча сквозь слёзы:

— Перестаньте, что вы делаете! Нельзя! Они живые! Им больно! Они полезные!

Наконец кто-то из ребят вспомнил, что скоро завтрак и надо успеть выкупаться. Усталые, потные, они выбежали на тропу и опять гуськом пошли по ней обратно.

— Совсем с ума сошёл, — сказал высокий, вытирая сгибом локтя лицо, — на людей бросается.

…Мальчик остался один. Он стоял, повернувшись к стене, закрыв лицо руками, чувствуя себя предателем. Всхлипывая, он погасил костер, разбросал сучья вниз по склону оврага. Сквозняк быстро выветривал запах дыма. Из угла выполз, хромая на полураскрытых, неловко подвернутых крыльях, маленький летучий мышонок. Мальчик снял тюбетейку, положил в неё трепещущего зверька и опрометью побежал домой. Грязный, пропахший дымом, он положил перед матерью тюбетейку, из нее торчали вялые, скомканные крылья.

— Что случилось? — вскрикнула мать. — Что с тобой?

Тогда мальчик, плача, стал виниться в своем проступке.

— Я их привёл… я хотел показать…. чтобы они тоже посмотрели… Почему я тебя не дождался… Мама, они обещали… они развели костер… они их прогнали… они били их полотенцами… они ползали… они улетели….

И когда мать из бессвязных выкриков сына наконец поняла, что произошло, она, полная доброты и сочувствия, прижала к груди его грязное, заплаканное лицо и сказала:

— Как от тебя дымом пахнет, сынок; прокоптился весь. Пойди умойся, наверное, есть хочешь. Ну, довольно, довольно, ты же мужчина…

НИКОЛАЙ УШАКОВ

СТИХИ

ВЕРЛИБРЫ

Свободного стиха примета (она других примет важней) — политика антисонета в распоряжении вещей.

И не брани его за это — среди событий и страстей — не конь-огонь, он — план и смета, не мед, а вертолёт скорей,

Распределенье каоюдой доли его и воля, и неволя, и поэтический полёт.

Есть у него и недостатки: взмывает он с любой площадки, но, к сожаленью, не поёт.

МОИ ГЕРОИ
Когда я читаю «сальве» в парадных прошлого века, я, дружески улыбаясь, приподымаю кепку. — Здравствуйте, здравствуйте, ступени судьбы, истертые штиблетами и сапогами, исшарканные резиновой и микропористой подошвой! — Здравствуйте, здравствуйте, тихие двери, а за ними тайны, которых нет, а за дверями секреты, разглашенные поэзией. — Здравствуйте, здравствуйте, ящики для писем, полные надежд и предположений: АДМИРАЛУ ЗЕМЛЕЧЕРПАЛОК 1 «Техника молодежи», ПАШЕНЬКЕ-МОНАШЕНКЕ,— конечно, «Кобета»2. — Здравствуйте, здравствуйте, на дверях записки — «Звонок испорчен». Но работает сердце. СТОЙКОМУ СОЛДАТУ стучите в стенку, моей ВОСЕМЬДЕСЯТ, ВОСЕМЬДЕСЯТ ПЯТЬ — в окошко справа. Что же касается ДЯДИ ЯШИ, ему ни стучать, ни звонить не надо. Он переехал с Большой Божемойки на угол Гомера и Автогенной, сидит на скамье, где отстой троллейбусов, увидит вас: — Заходите, ребята!