Напарник словно ничего не слышал, он оцепенело проговорил:
— Вот это девчонка!.. Аксакалы рассказывали…
Были сильные девушки. Как мужчины, сражались, стреляли из лука. Носили тяжелые доспехи, защищали свое племя… И вот… Я видел такую девушку своими глазами.
— Своими глазами! — рассердился усатый. — Аксакалы узнают об этом, позор нам! Они окунут нас в воду и повесят сушиться на тополе. Я спрашиваю: никто не видел?
— Вроде никто… — сказал напарник не очень уверенно.
Старый мельник пришел домой с колхозного тока к вечеру, только прилёг на кошму отдохнуть, как жена из кухни сказала:
— Отец, кто-то на улице тебя спрашивает.
— Кто? Скажи, пусть заходят в дом.
В комнату вошли двое — люди Матая, усатый и низкорослый.
— Проходите, джигиты.
Парни топтались у порога.
— Мы и здесь постоим… Если наше зерно смолото, мы бы хотели забрать муку.
Из дальней комнаты вышла Торайым. Она безразлично посмотрела на гостей, словно видела их в первый раз, и затем, независимо повернувшись, ушла в свою комнату.
Мельник по замешательству парней, по тому, как дочь вышла из комнаты и молча ушла обратно, начал догадываться о том, чего опасался утром.
— Так смолото ваше зерно?
— Кажется, смолото… Не знаем, аксакал.
Мельник нахмурился, над его глазами, в которых еще сохранился живой блеск, нависали мохнатые седые брови.
— Эй, Торе! — позвал он дочь.
Простодушный взгляд Торайым встретился с тревожным взглядом отца. Этот взгляд человека, прожившего долгую, сложную жизнь, говорил: «Дитя моё, пойди на мельницу, отдай им муку. Неловко будет перед Матаем». А взгляд дочери, которая только начинала жизнь, начинала открывать для себя большой, сложный мир, говорил: «Не пойду! Таких зазнаек надо проучить». Но, чтобы успокоить отца, она просто сказала:
— Пусть мама сходит с ними на мельницу.
Мать, сняв передник, вышла из дома. Мельник вздохнул, словно сбросил с плеч тяжелый мешок.
— Передайте Матаю от меня салам. Пусть приезжает в гости.
А сам подумал: «Что с Торе?.. Да ничего… Взрослой стала дочь».
2
Так провела Торайым свои юные годы. Детство распрощалось с ней, спряталось в густых травах за пригорками, за красной скалой, в диком тугае — среди зарослей облепихи, боярышника и смородины. Оно, это детство, было быстротечным и шумным, как река, воды которой вращали мельничное колесо, двигали жернова. Самым ярким впечатлением юной поры для Торайым была всегда желанная ей картина, видение — её мечта: красная скала над зелёной долиной, Торайым поднимается на скалу, вскидывает руки и летит над землей, и ей открываются широкие дали, сверкающие под солнцем.
Она и не представляла, что её жизнь может круто повернуть в другую сторону — неведомую, неиспытанную…
Но это произошло. Вероятно, это неизбежно в жизни каждого.
Она купалась на озере, где редко кто бывал, кроме неё, и вдруг — она даже зажмурила глаза: верить или не верить — увидела парня… Он стоял на берегу и, прикрываясь от солнца пучком пушистого ковыля, смотрел не на озеро, а на горы. Кто он?
Откуда? В аиле не было такого. По всему видать, он издалека.
Она спряталась в камыши и, затаившись, наблюдала за незнакомцем. Парень как парень. Высокий, крепкий, жесткие волосы падают на лоб. Но чем он так сразу её встревожил? Она этого не знала. А может, не успела осознать. Он, прямой, неподвижный, смотрел на красную скалу.
Парень поднёс к губам пучок ковыля, подышал запахом степной травы и пошел к предгорьям.
А вечером она узнала… Парень приехал в гости к Урие. Он какой-то дальний родстзенник председателя. Зовут его Дулат. Года три назад он пришел из армии и поступил в институт. В политехнический.
Учится на инженера.
Каждый человек ждет восхода солнца, а не его захода. Ему хочется, чтобы всегда был день… Свою первую любовь девушки аила ждут с особым чувством. Наблюдая за жизнью взрослых, они рано начинают познавать, какое наслаждение приносят лунные ночи у берега реки, на джайлоо, где травы пахнут мёдом. Все это они знают, но прячут в себе, хранят, как сокровенную тайну. Девушка ждет своего любимого, она верит, что рано или поздно он появится, появится такой, каким ей рисовался, и она заранее готовит свое приданое — шьёт одеяло из звездного неба, занавеси из радуги, вышивает войлочный ковер розовыми нитями восхода. Девушка смотрит на дорогу и ждет — вот вдалеке покажется всадник.
Торайым при всем своем мальчишестве всё же была мечтательной девушкой. И она тайно — может, сама того не ведая — ждала свое счастье в образе волшебного молодого всадника. Иначе почему же там, на озере, у неё внезапно ёкнуло сердце и стало биться совсем не так, как билось раньше?
А утром какая-то непонятная властная сила накинула на неё лучшее платье — шёлковое, с цветами майского луга — и повела на улицу, к дому, в котором жила Урия.
И, видно, сама судьба стояла на пути. Из калитки вышла Урия. Она была возбуждена, глаза блестели.
Она словно знала, что дочь мельника будет проходить мимо дома, и вышла её встречать.
— Торайым, заходи к нам, — сказала она оживлённо. — У нас радость… Приехал гость.
И Торайым, к удивлению Урии, не говоря ни слова, без обычных каверзных шуток пошла за ней.
В комнате, у окна, стоял Дулат.
— Познакомьтесь, — сказала Урия. — Это наш племянник. А это дочь мельника.
Торайым заметила — парень скользнул по ней горячим беглым взглядом, будто блеснул кинжалом, только что вынутым из ножен при ярком свете. Что это, вызов на поединок?
Он протянул ей руку.
— А мы уже знакомы, — подчеркнуто сухо сказала Торайым.
Парень смутился. Он стоял с сиротливо протянутой рукой, словно манекен в витрине магазина. Торайым внутренне торжествовала: первая победа! Победа девушки… Но как она ни хотела быть независимой, даже надменной, на её губах проступала доброжелательная улыбка, робкая и стеснительная…
Урия, стараясь развеять неловкость, сказала:
— Знакомы, вот и хорошо!.. Вы посидите, а я сбегаю в магазин.
И Дулат и Торайым поняли, что Урия хотела оставить их вдвоём, и оценили её тактичность.
Дулат справился со смущением, ему стало легко, и он открыто посмотрел на девушку.
— Так мы знакомы? — спросил он, сдерживая покровительственную улыбку. — Но когда мы познаколись? Где?
Она застыдилась его открытого взгляда, его слов удивления и отвернулась. Что это? Она всегда была твердой и решительной, никого не боялась и не стыдилась… А тут… Кровь ударила в лицо. Ей стало неловко за свою робость, и она отошла к другому окну, глядя на улицу.
— Да, Торайым, мы знакомы. — Дулат заговорил с заметным волнением. — Я видел тебя вчера на озере. И уже всё знаю о тебе. Почти всё… Я послал Урию за тобой. А ты сама пришла…
— Я не пришла! — ещё больше вспыхнула Торайым.
— Прости. Я хотел сказать: ты шла по улице.
Парень, видимо, набрался смелости: он осторожно подошел к ней сзади и легонько коснулся рукой её плеча. Она вздрогнула, резко повернулась и, словно в беспамятстве, ударила его ладонью по щеке.
Он отступил на шаг:
— Прости…
Торайым испугалась того, что сделала. Она спрятала руку за спину, взглядом прося извинения, и снова отвернулась к окну. Что же с ней происходит?
Почему она здесь стоит, одна с парнем, в пустой комнате? Из окна была видна красная скала. Ах, да!.. Ну, конечно, сказывается то самое… Взлетая со скалы, она парила, плыла над полями, реками и рощами, но иногда плыла не одна, она ощущала когото рядом с собой, желала, чтобы рядом летел такой же крылатый джигит… Пора признаться себе в этом, пора самой себе открыть глаза.
И вот джигит явился. Кто знает, может, он и есть тот самый…
— Ты хранила аманат(Аманат — нечто ценное, что один человек поручает хранить другому для передачи третьему), — тихо проговорил Дулат. — Может, я его хозяин. Я пришёл за ним.