— Ещё молодой.
— Ходит в фетровой шляпе.
— Очень странный тип. Кажется, он наблюдает за нами.
— Может, он хочет кого-нибудь из нас завлечь?
— А что? Начальник… Холостой…
Копнильщицы посмеивались.
— Не годится, ленивый. Каждый день лежит на берегу озера под ивой.
Торайым, помогавшая копнить, слушала этот разговор без особого интереса. Её затронуло только то, что уполномоченный, которого она видела лишь издалека, любит отдыхать на берегу озера. Девушки не прекращали потешаться над уполномоченным и тогда, когда, закончив работу, шумно и весело направились к аилу. Их оживление передалось и Торайым, она шла и не чувствовала усталости.
Уполномоченный, несмотря на свою молодость, был представительным, степенным мужчиной. Он явно испытывал удовольствие от своей власти и на всех посматривал свысока. Иные молодайки не без интереса поглядывали на него. До полудня он бродил по току, объезжал на коне пшеничные поля и плантации лекарственного мака, а когда начинало жечь полуденное солнце, ехал на покос, У озера он стреноживал коня, присаживался под ивой, прикрывал лицо газетой и дремал.
Так было и в этот день. Он проехал стороной, искоса поглядывая на копнильщиц, и скрылся за деревьями. Копнильщицы как раз садились обедать, раскладывая на траве свою нехитрую снедь. Приехала на тракторе Торайым. Все сразу зашумели, замахали руками, словно пожаловала самая желанная гостья.
— Иди к нам, Торайым!
— Садись ко мне. Вот свежая лепешка!
— Нет, у меня айран(Айран — кислое молоко) вкуснее. Ко мне иди…
Торайым присела, отломила кусочек лепешки.
— А где ваш уполномоченный?
— Где же!.. Там…
Торайым поднялась и пошла к озеру. Копнильщицы переглянулись, догадываясь, что дочь мельника что-то задумала. Они пошептались и тихо, без шума последовали за ней, пригибаясь среди кустарника.
Торайым увидела — молодой мужчина, совсем ещё парень, хорошо одетый, с гладким, не очень обгорелым на солнце лицом, выражавшим немалую важность, сидел в тени ивы, привалясь к стволу спиной, и смотрел на озеро. «Тогда… Это место…» — вспыхнуло в голове Торайым, и у ней кольнуло в сердце. Уполномоченный увидел стройную девушку, встрепенулся, учтиво поклонился:
— О-о, карындаш! Вы тоже копните сено? Присаживайтесь, отдохните.
Но она не приняла его приглашения, стояла хмурая.
— Уходите отсюда…
— Что такое?
— Идёмте со мной. Рядом река, а человек томится в духоте.
— Нет уж, купайтесь сами. Вы такая молодая… — Уполномоченный попытался шутить, намекая на то, что он якобы уже в годах. — А моё тело уже остыло.
— Когда вы записались в старики?.. Вставайте.
Мужчина поднялся и пошел за девушкой.
— Давайте познакомимся. Как вас зовут?
— Рано—как зовут… Я из этого аила. Вы не знаете одного нашего обычая.
— Какого обычая? Как это я не знаю обычаев?
— А так… В нашем аиле принято: прежде чем познакомиться с джигитом, девушка купает его в холодной воде.
— Не шутите, карындаш!
Торайым подошла к реке. Мужчина придержал её за локоть, встал перед ней, заглядывая в глаза:
— Такая красивая — и вдруг несерьезные слова. Торайым и в самом деле захотелось сотворить забавную шутку, её охватила былая игривость, всплеск прежнего озорства пробудил в ней бесёнка.
Она грудью пошла на мужчину, он попятился. Торайым схватила его за плечи и толкнула с берега.
Взмахивая руками, он плюхнулся в воду, быстрый поток подхватил его, как ветер перекати-поле. Из-за кустов шумно выскочили копнильщицы, захохотали, хлопая в ладоши. Уполномоченный барахтался в воде, захлёбывался, хватаясь за скользкие валуны. Наконец течение вынесло его на мелкое место, он ухватился за корягу, вышел на пологий берег. Обиженный и рассерженный, он погрозил девушкам пальцем, потом, знобко вздрагивая, начал отжимать на себе одежду.
— Молодец, Торайым!
— Не будет кружить возле час.
— Ох, напрасно… Он человек ответственный. Еще придется нам отвечать…
Торайым, довольная своей проделкой, весело смеялась, даже слезы выступили на глазах, словно в её груди сдвинулся камень, который сдерживал, давил её живую натуру. Вдоволь насмеявшись, она ушла в прохладный тугай.
К вечеру уже весь аил знал о том, что Торайым устроила уполномоченному холодную купель. Председателя это встревожило.
— Она что, с ума сошла? Представителя района толкать в реку! Нагорит нам… А ведь так хорошо работала!.. Осенью мы хотели представить её к награде. А она что выкинула! — Потом он успокоился и сам посеселел: — А что?.. Хорошо! Может, Сарыкыз станет прежней.
По пути домой Торайым зашла на мельницу. Отец смотрел на неё строго: видно, новость дошла и до него, — но не смог сдержать усмешки.
— Скажи, Торе, ты его в шутку искупала?
Она мотнула головой:
— Нет, отец. Это была не шутка.
— Тогда зачем?
— Так… — Она крепилась, сохраняя серьезность, но радость, возникшая на покосе, вновь всколыхнула её и просветлила лицо. — Ну, конечно же, это шутка!
Старый мельник снова увидел перед собой прежнюю Торе, когда она бегала, возилась с мальчишками, не боялась вечерами одна оставаться на мельнице, седлала кобылку и носилась по долине, упоённая скачкой. Обрадованный, он, кажется, забыл обо всех своих горестях… Его задумчивые глаза застлало пеленой нежности к дочери, и он положил на её голову свою теплую руку.
— Шалунья…
— Отец, — серьезно сказала она.
— Что, дочка?
— Я поеду…
— Куда?
— В город. Хочу учиться.
Отец уловил перелом в её настроении, в её душе, и, как ему было ни тяжко вновь расставаться с ней, согласно кивнул:
— Делай, как хочешь.
— Поступлю в техникум. А может, найду работу и закончу вечернюю школу. В Таласе я встречала девчат, которые днём работали, вечером учились.
— Трудно будет…
— Это не страшно.
— Ну, ничего, мы поможем. Будет мало денег, кобылу продадим.
— Нет, кобылу не продавайте. — Она даже вздрогнула. — Никогда…
Они замолчали. Они всегда говорили кратко, только о самом важном.
В аил неожиданно приехал Дулат. Неожиданно, конечно, для кого угодно, только не для него самого… В первые дни он никуда не выходил из председательского дома, часами лежал на диване, курил и всё думал, думал… Почему Торайым его отвергла?
Как к ней подступиться?
Урия, замечая хандру своего родственника, успокаивала его:
— Не убивайся. Может, поищем другую девушку? У меня есть одна на примете. Ещё красивее…
Дулат поднимался с дивана и ходил по комнате.
— «Не убивайся»… А как иначе? Не выходит она у меня отсюда. — Он бил себя ладонью в грудь. — Я должен её видеть! Обязательно…
— Я же тебе писала… Ходила к ней, ходила к матери. Напрасно. Упрямая, никакой власти над ней нет.
Тем более теперь.
— Что же делать?
— Значит, не судьба твоя… Надо смириться.
— Не говори этого! Хочешь мне помочь, сходи еще к ней. — Дулат совсем отчаялся. — Зачем я тогда приехал в аил! Жил бы спокойно…
— Может записку…
— Нет мне нужно с ней встретиться. Сходи, — умолял Дулат. — Сведи нас!
Урия взорвалась:
— Эх, пропади она, ваша любовь! Я избегалась…
Дулат чуть ли не упал на колени:
— Ну, ради меня…
— Сведи вас бог, и уезжайте отсюда, куда хотите. Только побыстрей! Я вам не сваха.
Однако из сострадания к нему пошла. Ей очень не хотелось появляться в доме мельника, и от этого у неё на сердце стало ещё тяжелей. На счастье, ей повстречалась Торайым, вышедшая из магазина с бумажным свертком.
— Как поживаешь, чон кыз? — ласково спросила Урия, обращаясь к ней по-прежнему, называя её большой девочкой, будто она и не стала уже матерью.