— Ой! — вскрикнул кто-то из ребят. — Она пролетела!
— Кто?
— Мышь, наверное, они тут шебуршат, слышите?
Кто-то опять шарахнулся, отмахиваясь от невидимого прикосновения.
Все выскочили из пещеры, и похожий на ежа предложил:
— Ребята, спички есть? Давайте костерок разложим.
— Что вы! — ужасаясь, закричал мальчик. — Нельзя костер, нельзя! Они задохнутся'
— Не задохнутся, вылетят, а мы на них посмотрим, — спокойно ответил высокий.
— Они днём спят, они только ночью летают. Вы же знаете. Вот фонарик, посмотрите с фонариком.
— Не давал, когда просили, теперь не надо нам твоего фонарика.
Как только загорелся хворост и запахло дымом, послышался панический шепот крыльев, странные звуки, похожие на скрип дверных петель. Летучие мыши, косо планируя, потянулись из пещеры, как серое облако, и заметались на ярком свету. Ребята сначала замерли при виде этого неожиданного, почти сказочного зрелища. Потом, охваченные странным возбуждением, подпрыгивая и выкрикивая нечленораздельные возгласы, они стали майками и полотенцами подгонять отставших, сбивать их с потолка и стен пещеры. Летучие мыши шлепались на землю и ползли, широко распластав дрожащие, мягкие кожаные крылья. Мальчик, рыдая, хватал за руки распоясавшихся ребят. Но они уже не могли остановиться и отшвыривали его. Он ударялся спиной о холодную стену, снова наскакивал то на одного, то на другого, пытаясь вырвать из их рук полотенца, бормоча сквозь слёзы:
— Перестаньте, что вы делаете! Нельзя! Они живые! Им больно! Они полезные!
Наконец кто-то из ребят вспомнил, что скоро завтрак и надо успеть выкупаться. Усталые, потные, они выбежали на тропу и опять гуськом пошли по ней обратно.
— Совсем с ума сошёл, — сказал высокий, вытирая сгибом локтя лицо, — на людей бросается.
…Мальчик остался один. Он стоял, повернувшись к стене, закрыв лицо руками, чувствуя себя предателем. Всхлипывая, он погасил костер, разбросал сучья вниз по склону оврага. Сквозняк быстро выветривал запах дыма. Из угла выполз, хромая на полураскрытых, неловко подвернутых крыльях, маленький летучий мышонок. Мальчик снял тюбетейку, положил в неё трепещущего зверька и опрометью побежал домой. Грязный, пропахший дымом, он положил перед матерью тюбетейку, из нее торчали вялые, скомканные крылья.
— Что случилось? — вскрикнула мать. — Что с тобой?
Тогда мальчик, плача, стал виниться в своем проступке.
— Я их привёл… я хотел показать…. чтобы они тоже посмотрели… Почему я тебя не дождался… Мама, они обещали… они развели костер… они их прогнали… они били их полотенцами… они ползали… они улетели….
И когда мать из бессвязных выкриков сына наконец поняла, что произошло, она, полная доброты и сочувствия, прижала к груди его грязное, заплаканное лицо и сказала:
— Как от тебя дымом пахнет, сынок; прокоптился весь. Пойди умойся, наверное, есть хочешь. Ну, довольно, довольно, ты же мужчина…
ВЕРЛИБРЫ
Свободного стиха примета (она других примет важней) — политика антисонета в распоряжении вещей.
И не брани его за это — среди событий и страстей — не конь-огонь, он — план и смета, не мед, а вертолёт скорей,
Распределенье каоюдой доли его и воля, и неволя, и поэтический полёт.
Есть у него и недостатки: взмывает он с любой площадки, но, к сожаленью, не поёт.
МОИ ГЕРОИ
Когда я читаю «сальве»в парадных прошлого века,я, дружески улыбаясь,приподымаю кепку.— Здравствуйте, здравствуйте,ступени судьбы,истертые штиблетами и сапогами,исшарканные резиновойи микропористой подошвой!— Здравствуйте, здравствуйте,тихие двери,а за ними тайны,которых нет,а за дверями секреты,разглашенные поэзией.— Здравствуйте, здравствуйте,ящики для писем,полные надежд и предположений:АДМИРАЛУ ЗЕМЛЕЧЕРПАЛОК 1 —«Техника молодежи»,ПАШЕНЬКЕ-МОНАШЕНКЕ,—конечно, «Кобета»2.— Здравствуйте, здравствуйте,на дверях записки —«Звонок испорчен».Но работает сердце.СТОЙКОМУ СОЛДАТУстучите в стенку,моей ВОСЕМЬДЕСЯТ,ВОСЕМЬДЕСЯТ ПЯТЬ —в окошко справа.Что же касается ДЯДИ ЯШИ,ему ни стучать, ни звонить не надо.Он переехал с Большой Божемойкина угол Гомера и Автогенной,сидит на скамье,где отстой троллейбусов,увидит вас:— Заходите, ребята!
1 Прописным набраны персонажи моих стихотворений.
2 «Кобета» («Женщина»)польский журнал мод.
СЕМЕН ПРОХОРОВИЧ
1
Он был волшебники, как все волшебники,появился ниоткуда.Он приходил незаметно,но, как правило,в преддверии праздникови в кануны торжеств.
2
Он был богач,но, как говорят,раздарил свои дворцыуличным мальчишкам,ключи же от сейфовзатерялисьв бесчисленных карманахего жилетов и бриджей.
3
Он был артист.Он был танцор.Как Айседора Дункан,он работал босиком,но не в академическом театреимени Петипа,а, надо признаться,в доме напротив.
4
Он был эпикурееци спал на полу,подложив под голову полено,но всем дровамон предпочитал березовые,как предпочитаютполотняную наволочкуситцевому напернику.
5
Он был рыцарь,но герб его благородстваукрашалине лилии и короны.а кусок воска и суконка.Он не участвовал в турнирах,но варил мастикуи натирал паркет.
6
Как все волшебники,он исчез в никуда.Он ушел незаметно,но, если знаете его могилу,наберитеУ-60-38-25,а эпитафия готова:«Он был человек».
Шагреневая кожа
1
Судьба обещала мнетысячу исполненных желаний.Господи боже, на чтоя их только не тратил —на шарик мороженого,на перо «фонарик»,на почтовую маркуострова Борнео!Однажды я пожелал,чтоб латинист пропустил уроки не задал экстемпорале.И латинист урок пропустили экстемпорале не задал.Исполнилось пятисотое мое желание,и оставалось ровно пятьсот.
2
А я продолжал их тратить.Желал я,чтоб дождь не мешалнашим прогулкам,чтоб мой ангелне промочил копытец,чтоб валерьянкабыла в аптеке.Однажды я пожелалпоспеть на поезд,а поезд отходилчерез полчаса.Зубная щетка… есть.Ночные туфли… обойдусь без них.— Такси… такси!!Я не опоздал.
3
Я стал осмотрительней,стал осторожней.Я желалголубюне попасть под колесо,старику —выписаться из больницы,солдату —вернуться с войны.Но люди умирали от белокровья,и птицы — от нефти с разбитых танкеров.Однажды я пожелал не думатьо массированных налетах,о злокачественных опухолях,о стихах компьютеров,но думал, думал:новое мое желанье не исполнилось —было оно тысяча первым,
Болгарский дождь
Я возвращался от друзейПо Софии или Софии.Днем вовсе не было дождей—Тогда стояли дни сухие.Но к ночи всё менялось вдруг:Деревья грозно шелестели,Дождь поднимал свой плеск и стук.Но я-то был уже в отеле,Я дверь балкона открывалИ, резкой сыростью пронизан,Смотрел на блещущий обвалВоды, гремящей по карнизам.Потом клонило в сон слегка.Ложился и читал сначала.Глаза слипались, и рукаСвет машинально выключала.…Жизнь у дождя была своя —То бился, то смолкал устало.Лишь, с крыши падая, струяПо-прежнему не затихала.Но хоть была и не слаба,—Ещё могущественней силаНебрежно, будто прядь со лба,Ее в сторонку относила.Я чутко спал под шум дождя.Под этот мерный пир природы,Вновь день минувший проходяИ даже прожитые годы.А дождь струился по листве,Звенел по цинку, бил по доскам.Я смутно думал о Москве,О молодости, о Твардовском…