Почтальон Иван Бурковский, немного шокированный Машиными резкими движениями, некоторое время ещё стоял и недовольно глядел на нее, но затем, подобрев, решал, что, видно, уж очень ждёт «библиотекарка» от кого-то весточки; садился на сбой дамский велосипед (с его хромой ногой на велосипед с перекладиной не взобраться) и ехал дальше. Маша тем временем успевала разорвать конверт и, осторожно ступая по направлению к дому, принималась за чтение письма. «Семьдесят восемь дней осталось до приказа, — писал Володя, — семьдесят восемь дней до нашей встречи, милая…» Маша отрывала от письма просветленное лицо, невидяще глядела вдаль, и безоблачный покой её освещался счастьем.
Она никогда не сомневалась, что в её жизни всё будет прекрасно, и вот сейчас эта уверенность начинала понемногу превращаться в реальность, и Маша знала, что наступит осень, и в селе появится подтянутый парень в парадно-выходной форме с погонами, и люди, завидев его рядом с Машей, будут перешептываться о том, что это жених библиотекарши и что председатель обещает ему должность завклуба…
Маша стояла под жарким солнцем и не чувствовала его, а из солнечного половодья, от сарая с нагревшимися деревянными дверьми доносились приглушенные вскрики курицы, доносились, будто сквозь сон.
ВЛ. ВОРОНОВ
ТАЛАНТУ НУЖНО СОЧУВСТВИЕ…
Прошёл год после того, как опубликовано постановление Центрального Комитета партии о литературно-художественной критике.
Срок достаточный, чтоб судить о сдвигах в газетной и журнальной критике, чтобы от общих слов о задачах и призвании критики перейти к анализу ее повседневной деятельности. Сделано немало: опубликованы интересные статьи и книги, разбирающие современный литературный процесс, проведены совещания и семинары молодых критиков, научные конференции… Однако подводить итоги я не хочу, да это и не входит в задачу статьи. Я вспомнил о партийном постановлении, намереваясь обратиться действительно к будничным сторонам критической работы. Мне показалось важным посмотреть, как наша критика встречает произведения молодого литератора, а ещё точнее — как она встречает первые произведения входящих в литературу новых авторов. Ведь и тут скрещиваются многие проблемы литературной критики, открываются её достоинства и слабости, проявляется ее профессиональный уровень. И потом — отношение к молодым; это, знаете ли, часто бывает очень показательно. Там, где речь идет об именитых писателях, маститых, там особый разговор: тон критики определяется с учетом репутации, авторитета писателя… Все это факторы постоянно действующие, бесспорные. А в разговоре о молодых, — как в первый день творенья: новые имена, неизвестные авторы… Интересно; не правда ли?
Год назад вышел январский номер журнала «Юность», составленный по давней традиции из произведений молодых прозаиков, поэтов, публицистов, художников. Вот и посмотрим, как они встречены критикой в газетных и журнальных статьях.
Меньше всего молодой автор рассчитывает на благостную встречу. Любое первое произведение сразу попадает в напряженное поле различных силовых линий литературной борьбы, дискуссий, споров, и тут, наверно, неизбежны какие-то упрощения, издержки, недомолвки. Впрочем, я уверен, что талантливая вещь пробивается сквозь эти временные литературные условности и в конце концов предстает перед читателем в собственном свете.
Повесть Александра Бологова «Сто тринадцатый» не затерялась в журнальном потоке; о ней много и по-разному писали. И если автору интересно будет прочитать все отклики, он сможет убедиться прежде всего в том, что повесть прочитана и замечена в минувшем литературном году.
Юрий Куранов в псковской комсомольской газете «Молодой ленинец» посвятил повести обстоятельную статью, в которой доброжелательно и с хорошей взыскательностью оценил работу Александра Бологова; автор статьи зовет своего товарища «на широкие дороги просторов нашей жизни, где чутко бьется сердце и где мало целой жизни, чтобы окинуть взглядом всё многообразие человеческих отношений, надежд и опасений эпохи, где голос и слово писателя могут звучать подобно шелесту листвы и гулу грома».
Из других принципиальных выступлений по поводу повести Александра Бологова отметим статью Игоря Мотяшова «Серьёзные люди» в журнале «Москва» (№ 6, 1972 год), где подняты важные вопросы творческого развития молодых прозаиков — о традиции и новаторстве, о духовном облике нашего современника, об идейной убежденности и ответственности писателя. Игорь Мотяшов видит качественные отличия нынешнего героя от его предшественников начала 60-х годов, и прежде всего — более раннее его повзросление. Критик пишет о Дмитрии Лобове из «Сто тринадцатого»:
«Димке восемнадцать, но он взрослый, сложившийся человек — вот в чем главное. Есть что-то основательное, надежное и как бы круглое в самой фамилии его — Лобов, в ее звучании. Основательность, надёжность, определённая завершенность — это и черты Лобова-личности. Нет и намека на легкомыслие, беспечность в том, как относится Димка к своей работе, к товарищам, к буфетчице Зойке».
Автор статьи в журнале «Москва» убедительно доказывает естественность всех поступков Лобова, спасающего своего старого капитана Старкова. Димка помогает ему плыть в ледяной воде до берега, Димка несет потом на себе обессилевшего и обмороженного Старкова. «Иначе Димка не может, — замечает Игорь Мотяшов. — Каждый его шаг, поступок, движение души — выражение его характера, продолжение обычной жизни».
Далеко не все критики придерживаются такого мнения. Для некоторых замысел Александра Болотова, характер главного героя «Сто тринадцатого» остались за семью печатями. Сработали, очевидно, какието застарелые критические стереотипы. И даже если Дмитрий Лобов из «Сто тринадцатого» совсем не влезает в упомянутый стереотип, иной критик коленкой заталкивает его туда и, удовлетворенный, замечает:
«Обстановка, разумеется, романтическая: морской промысел, Таллин, пожар, обледенение. Разумеется, треугольник. Вершина его — Лобов, боксёр и внутри (?) очень чистый сын академика… Героиня — опять буфетчица Зойка, удивляющаяся; почему это её Лобов сразу «не прижимает», как другие. Разумеется, танцы. Только на этот раз «они танцевали молча».
«На этот раз» повесть Болотова явно не укладывалась в привычное представление Ольги Гладышевой о «молодежной повести» 60-х годов; пришлось поэтому, сочиняя статью «Доступная бедным» для журнала «Волга» (№ 6, 1972 год), подменить кое-где взгляды героев и взгляды автора, обрубить детали, придумать Лобову «отца-академика», забыть о такой «мелочи», как позиция писателя. Ольга Гладышева в заключение загадочно заявляет: «Лобов в конце концов уезжает. Все как полагается. Два миллиона молодых подписчиков почерпнут немало пищи для раздумий над жизнью…»
Ну зачем же так уж искажать замысел прозаика, напрасно «обнадеживать» читателя? Ведь в повести А. Болотова нет ни томительных поцелуев, ни пошлых прижимании, нет даже объяснений в любви, но это не смущает Ольгу Гладышеву, написавшую статью о «теме любви в прозе молодежных журналов».