Ладно, потом проснусь, и всё исчезнет, все эти секреты и загадки, решил я. Не факт, что я буду хоть что-то помнить из такого странного и порядком подзатянувшегося сновидения. Сны я всегда забываю почти сразу, едва проснувшись. Наверняка, так будет и на сей раз. Но все-таки, эта лёгкая грустинка…
Вот и сейчас я подумал, что с этим парком связана, по сути, вся история моей семьи.
Мама рассказывала, что здесь когда-то часто бывал наш дедушка. Или прадедушка — мне сейчас было в лом высчитывать кто и когда жил тут из наших предков.
Когда он уже вышел на пенсию, имея характер горячий и неуступчивый, порой ссорился с бабушкой, после чего уходил в городской парк и подолгу сиживал тут на скамейке, читал газету или просто вспоминал свою жизнь. Потом бабушка приходила, уводила его с собой, а парк оставался — поджидать деда до его следующей ссоры со своей половинкой.
Вместе с родителями я частенько бывал тут в детстве. Меня катали на каруселях — я всегда норовил выбрать белую лошадку или рогатого оленя, взобраться на них и ехать, победоносно поглядывая на папу с мамой, весело махавших мне всякий раз, когда я «проезжал» мимо них. А потом мы шли в большой и длинный автобус, по-моему венгерского производства, какой-то древний «Икарус», окна которого были зашторены красочными занавесками и просто картонными листами с изображениями героев популярных мультфильмов. В этом автобусе размещался детский кинотеатр, и наряду с кинотеатрами он был самой притягательной палочкой-завлекалочкой городского парка культуры и отдыха для всех городских детей.
Автобус стоял много лет на вечном приколе возле паркового стадиончика со спортивными дорожками и гимнастическими турниками. Потом он окончательно захирел. Киноустановку из его салона убрали, и он тихо сгнил под осенними дождями и зимними метелями. Остался лишь его длинный остов, мутно белеющий в разросшихся кустах ракитника, словно печальное напоминание о тщетности всякой борьбы со всесильным временем.
И вот теперь, в этом странном сне, я словно бросаю времени вызов, возвращаясь в какой-то странной, юношеской ипостаси в собственную жизнь на сорок лет назад. Словно судьба дает мне шанс что-то исправить в своей жизни, изменить к лучшему — хотя бы во сне.
Потом, в моей реальной жизни, этот парк, подобно старому киноавтобусу, сильно преобразился: исчезли некогда густые рощицы, разломали старые деревянные павильоны, убрали былые кафе и карусели, появились новые асфальтовые дорожки для велосипедистов, самокатчиков и скейтеров. А в годы маминой студенческой молодости тут все было как сейчас, в этой реальности восьмидесятых годов двадцатого столетия. И мама подобно многим другим студенткам тут часто сиживала в летнюю сессию, готовясь к зачётам и экзаменам. Вот и сейчас я видел на парковых скамейках и лавках немало молодёжи, по большей части девушки. Большинство их держало в руках учебники и конспекты, что немудрено — в городских вузах начиналась пора абитуры, приехало много молодёжи поступать, а в парке было так тихо, зелено и уютно в этот июльский полдень.
Вот и сейчас я увидел девушку примерно моего возраста, одиноко сидевшую спиной ко мне на одной из скамеек в боковой аллейке, скрытой от глаз прохожих ровными рядами аккуратно подстриженных декоративных кустов, перемежаемых белыми цементными, весьма старомодного вида вазонами с цветами. На коленях девушки лежала закрытая книга.
Я взглянул на обложку — и замер. Я узнал ее, это был известный роман писательницы Жорж Санд «Консуэло». В своё время наше городское книжное издательство выпустило ее довольно-таки большим тиражом, хоть и на плохонькой, «газетной» бумаге, и она заняла своё место в домашних библиотеках многих горожан. Была такая книга и у нас. Мама рассказывала, что купила ее в пору своей студенческой юности и частенько перечитывала полюбившиеся страницы.
Но что-то было не так. Сердце моё вдруг бешено заколотилось, одновременно я похолодел, и в тот же миг девушка лениво оглянулась в мою сторону, невольно провожая взглядом полет какой-то садовой птахи. Я увидел ее глаза и замер как громом поражённый.
Эти глаза я прекрасно знал. Память запоздало подсказывала мне сейчас, что и девушку эту, и даже ее простенькое светлое платье я уже видел прежде, и к тому же неоднократно. Это случалось всякий раз, когда я открывал наш толстенный семейный фотоальбом, в самом начале которого были ранние фото моих родителей, некоторые уже изрядно поблёкшие и даже выцветшие. И это фото я помнил прекрасно, хотя оно было помещено вовсе не на первой странице. У меня вообще отменная память, и я прекрасно помнил все фотографии моей мамы.