Глава 31
Под гипнозом славы
Пробуждение мое поутру было сродни воскрешению, если бы я только хоть на секунду представлял, что при этом способен чувствовать человек. Но хотя я и из многолетней комы еще ни разу не выходил, по-моему, мои теперешние ощущения были сродни чему-то подобному. Камень по-прежнему лежал на кровати, перед самым моим носом, как орден на подушечке перед траурным артиллерийским лафетом на похоронах очередного генсека КПСС.
Впервые я ощущал себя где-то внутри самого себя. А, точнее — в своем только что минувшем сне. Увиденное мною в этом сновидении настолько потрясло меня поутру, показалось настолько жизненно важным и необходимым, что я почти с животным ужасом и отчаянием чувствовал, как все детали и подробности увиденного мною этой ночью начинают постепенно таять и исчезать из моей памяти.
Мой взгляд как затравленный заметался по комнате в поисках ручки и листа бумаги, но какая-то часть моего сознания сейчас говорила: бесполезно, приятель, всё равно не успеешь, всё исчезнет.
Так оно и вышло. Уже несколько минут спустя я, осоловелый и обалдевший, прислушивался к звону в своей голове. Пустому колокольному звону, если точнее. Но в этой звенящей и гудящей пустоте тревожным зуммером пробивался настойчивый SOS: нужно что-то делать! Нужно что-то срочно предпринять…
Спустя четверть часа решение было найдено. Я вооружился визиткой Одинцова и принялся названивать полковнику, ни в коей мере, впрочем, не рассчитывая на успех. Так оно и вышло: несмотря на уже вполне рабочие полдевятого утра, на все мои настойчивые запросы телефон неизменно отвечал длинными гудками. Впрочем, пару раз для разнообразия он сменил отказ коротких гудков на милость и надежду длинных, но гудки в трубке не прекращались, и скоро я в сердцах бросил трубку на рычаг, после чего задумался. Впрочем, решение уже было принято.
Телефонный звонок раздался минут через шесть. Владимир Иванович позвонил сам, видимо, ему было так удобнее, тем более сейчас, во времена отсутствия индивидуальной мобильной связи.
Надо отдать должное: за всё время моего сбивчивого рассказа он ни разу меня не перебил. Когда же поток моего красноречия наконец иссяк, Одинцов задал несколько уточняющих вопросов, начав с самого прозаичного: а ты, часом, не пьян, приятель? Однако мне удалось его убедить, и, похоже, не только в ясности моего рассудка. Потому что он с полминуты подумал, после чего снова спросил:
— И чего ты хочешь? То есть, извини, что ты предлагаешь?
Я объяснил. Кратко и емко, парой лаконичных фраз.
На сей раз пауза затянулась. Я терпеливо ждал, прислушиваясь к мерным и тяжелым ударам собственного сердца. Наконец полковник ответил:
— Ты когда сможешь подъехать? Прямо ко мне, адрес я продиктую.
— Мне кажется, лучше поскорее, пока это еще может оставаться у меня в голове. Хоть сейчас могу приехать.
— Хорошо, запоминай адрес, внизу у пульта охраны будет пропуск на твое имя. Перед вторым постом позвонишь мне по внутреннему аппарату, дежурный офицер скажет номер. Я или сам спущусь, или тебя пропустят. И потом поедем вместе.
Спустя полчаса я уже сидел в его черной «волжанке» ГАЗ-24, направлявшейся к моему немалому удивлению в сторону моего дома. Оказалось, что от нашего района до маленького старинного особняка, куда мы держали путь, было всего минут десять ходу пешком. Зато по дороге полковник меня быстро и деловито проинструктировал, как себя вести, что делать, и самое главное — чего не делать перед началом сеанса ни в коем случае.
— Впрочем, врач все тебе подробно объяснит.
Миновали еще четверть часа, а я уже сидел в мягком кресле отдельной палаты, уютно задрапированной плотными занавесями. В стол врача был вмонтирован модульный пульт, добрую треть которого занимал вертикальный катушечный магнитофон с огромной заряженной бобиной.
Врач с явной военной выправкой, которую не мог скрыть даже белый медицинский халат, ровным, размеренным голосом объяснил, что сейчас введет меня в гипнотическое состояние, после чего будет задавать вопросы. На мое предупреждение, что я с детства устойчив к гипнозу, медик согласно кивнул, похоже, не придав моим словам никакого значения. Тогда я извинился, что почти ничего не помню из того, что мне приснилось этой ночью.
— Ничего, это не страшно — успокоил меня врач. — Сейчас я досчитаю до семи и буду задавать вам вопросы.
— Я что, усну?
— Нет, конечно, — впервые улыбнулся врач. — Люди очень часто пребывают в плену стереотипов. Просто я помогу вам вспомнить то, что вы еще не забыли, те моменты, которые все еще пребывают на периферии вашего сознания. Мы попробуем поднять их на поверхность. Все, что вы расскажете, мы запишем на магнитную ленту, а потом, после чистки и расшифровки, сможете всё прослушать. Готовы?