Третья драка была в седьмом классе, когда в их школу перевелся второгодник Саша Горлачев, сын полковника-связиста. Саша сразу завоевал лидерские позиции среди пацанвы в классе за счет своего старшинства и физической развитости, ну а для закрепления успеха ему потребовалось организовать буллинг самого младшего и хилого. Однажды на уроке труда он прикопался к Павлику и довел его до белого каления своими подколками. Затем они подрались за гаражами, и разумеется, Паша получил по первое число. После чего долгое время стойко сносил травлю всей мужской части класса.
К счастью, Саша Горлачев проучился с ними менее полугода, затем его родителей снова куда-то перевели, и он уехал из Уссурийска. А Пашка пошел на секцию каратэ, которую посещал несколько месяцев. На белый пояс так и не сдал, но выучил пару приемов и стоек. В будущем они пригодились, но любви к дракам не добавили.
В общем, при встрече с владивостокскими гопниками (а это была первая встреча его с настоящими гопниками: в Уссурийске при всей его криминальности гопоты было в разы меньше) Пашка сдрейфил и безропотно отдал свои 15 рублей. На прощание глава развод-бригады похлопал его по плечу и сказал, что, если он встретит другую бригаду, пусть сошлется на Гарика с Первой Речки, и его отпустят. Один раз.
С «бригадой Гарика» Пашка потом встретился через четыре месяца. Но был он уже не один, а с однокурсником Игорем Коневым. Игорь тоже, как и Лена Стогова, был сыном полковника ФСБ, и они с Пашкой подружились с первых дней учебы. В тот вечер они вдвоем посетили городскую дискотеку на набережной, где и встретились с Гариком и его бригадой. На стандартный (как уже понял Пашка) набор речитативов о «п**болах» Игорь ответил вопросом: «А ты Костэна знаешь?» Затем последовал долгий, минут на 20, диалог, в котором Игорь и Гарик пытались подловить друг друга на несоответствиях. Гарик интересовался, как на самом деле зовут Костэна, Игорь отвечал «Для меня он просто Костэн». Гарик спрашивал: «А ты Родэна знаешь?», Игорь отвечал: «Да ты вообще кто такой, чтобы такими именами ворочать?»
Павлик долго слушал эту перепалку, которая не приводила ни к тому, чтоб гопники отстали от них, ни к тому, чтобы ситуация привела к нежелательной для них драке, а потом спросил: «Ребята, а вы в Бога верите?» Гарик задумался, помолчал, а потом сказал: «Ладно, пацаны, удачи вам» — и увел свою «бригаду» на дальнейшие поиски «п**болов».
Но это было уже в октябре 1998 года, а тогда, в июле, Павлик, свободный от 15 рублей, добрался пешком до университета (всего полчаса пешком от Центральной площади вверх по Алеутской улице), надышался запахом патоки от фабрики «Приморский кондитер», разлитым по ее округе в радиусе полкилометра, и успел на первый вступительный экзамен. Это было сочинение на свободную тему, которое Пашка написал про роман Достоевского «Преступление и наказание». Получил трояк. Попробовал подать апелляцию, оспорить три найденные в сочинении ошибки, но препод убедил отозвать жалобу, найдя в сочинении еще шесть ошибок. Второй экзамен — английский — сдал на четыре. Третий — творческий конкурс — на пять. В итоге получилось вроде бы и не позорно, но баллов на поступление не хватило. И родители решили раскошелиться на платное обучение.
Можно было бы вернуться в Уссурийск (на истфак пединститута Пашку брали без экзаменов, так как историю он любил, активно занимался в историческом кружке, участвовал в олимпиадах и посещал спецкурсы на факультете), но идея покорения вершин журналистики захватила к тому моменту Пашкиных родителей целиком. Так что Пашкин отец Гена Морошков, распродав машины, привезенные из последнего рейса в Японию, вытащил из оборота 1250 долларов за первый год обучения (в контракте они традиционно прописывались как «условные единицы») и расстался с ними, передав в университетскую кассу. Пройдет всего два месяца, и Геннадий Вадимович, все средства которого в виду внешнеэкономического характера основной деятельности лежали дома в не слишком толстых, однако все-таки пачках американских долларов, станет (если мерять в рублях) впятеро богаче. И тогда он впервые пожалеет, что не отправил сына на истфак (ведь тогда бы те самые 1250 долларов остались в обороте и превратились из 9 тысяч рублей в неполные 40 тысяч). ДВГУ пойдет навстречу своим клиентам, чьи дети учатся на платном отделении, и станет упомянутые в договорах «у. е.» трактовать не как «доллары США», а как абстрактные переменные, значение которых будет прописывать отдельно. На втором курсе «у. е.» будет стоить 15 рублей (при 25 рублях за доллар), на третьем и дальше — 20 рублей (при неполных 30 «деревянных друзей» за одного «зеленого друга»). Тем временем, лекции по основам журналистики, на которые Пашка изредка заглядывал, также постепенно сворачивали в сторону денег.