Душащее отчаяние, триллионы мыслей в поисках способа спасения, полумолитвыи полупроклятия всему мужскому роду – вот стенография последних мгновений жизни прекрасной аравийки, носящей под своим сердцем величие рода людского. Когда она падала на колени, костюм стал распадаться как отжившая кожа змеи, и адское зеленоватое пламя окрасило зрачки трёх свидетелей этого ужасающего зрелища. О, милосердный Аллах, облегчи её страдания, хищно, дьявольски спокойно прошептал человек, которого все знали под безымянным значением трёх букв старинного шотландского шрифта.
Агония была непродолжительной. Агония первой «лишней» в списке 18 дочерей адамовых.
Когда две подруги лежащей на серой пыли Зульфии обрели способность не только мыслить собственным сознанием, но и возможность шевелить конечностями, они незамедлительно направились к лежащему в облике морской звезды обгоревшему до неузнаваемости трупу и принялись растягивать его в стороны, превращая единое целое когда-то привлекательной женской фигуры в бесформенные куски кровавой плоти и ещё дымящиеся остатки некогда дорогостоящего лунного костюма одиннадцатогопоколения, специально сшитых для беременных.
«Лишняя дева Адама,
Плодородная ветвь Адама, плачь,
Плачь, хоть и глаза твои мертвы,
Как душа твоего мучителя»
Со стороны 36-метрового модуля ни на йоту не уставшийGEO принёс две стальные лопаты. За массивным валуном был вырыт в максимально скорые сроки погребальный склеп. То, что являлось когда то девушкой под именем Зульфия, с педантичной аккуратностью было уложено самим гермафродитом в пирамидальной конечности. Вход в этот мавзолей закрыли всеми участниками этого странного убийства, как бы скрепив тайну итоговой печатью вечного молчания.
***
Они сидели втроём и глядели на огромный шар сине-белой величественной планеты под названием Земля. Он и женщины по бокам. Его крылья, которые он потом отцепит за ненужностью сыгранной им роли. Но для этого надо оставаться самим собой, чтобы ни граммы жалости и сострадания. Я – сталь, я - непробиваемая броня здравого смысла и целеустремлённости. Иначе и невозможно дать жизнь этому безжизненному клочку галактики Млечного Пути, которому суждено стать в будущем прекраснее, чем было до и после.
«Жертвоприношение Луне,
Тебе, тебе одной.
Ибо мы, новые фараоны,
Достойны дать тебе новое дыхание
Теперь уже вечной Жизни.
Будь спокойна в своём материнском лоне,
Сегодня».
Глава 4
Читая сценарий фильма «Зеркало» Андрея Тарковского, где о сути смертного исхода человека и человечества сказано больше, чем может вместить в себя даже самый въедливый разум, я в который раз загнал свои мысли и страхи в самую святую святые собственного «Я», и дикий холодный пот прошиб огромные поры моего маленького тела.
Вот мой GEO (джео, гео, гейо) – кто он ЕСТЬ? Новый вид организмов, ходящих на двух ногах и сознающих власть свою и чужую, и боящийся чужой власти, и от того убегающий в те самые тёмные глубины своего сознания, из которых веет страхом смерти и пота? Или он – старая, отжившая своё материя, кровеносная, плотоядная, но ненавидящая свою уходящую роль, потому что не может дать новую жизнь то ли по халатности природы, а то ли ВС, ВР? Страх не иметь потомство – не сильнее ли это страха обыкновенного одиночества? Не об этом ли «говорил» Андрей Т.? Нужно выйти из своей квартиры и поразмыслить всё от и до, тем более нужна очередная справка о состоянии моих доходов. В трамвае хорошо думается, тем более о «Зеркале».
И я «летел» на трамвае №7, тринадцатый от переднего зеркала и второй – от заднего, полусонный, подмёрзший словно не к погоде пробившийся из земли мальчик-подснежник. И чтобы мало-мальски согреться, я включил свой андронный коллайдер под более привычным названием «мозг», и мысли мои выливались как бронзовые слитки в нечто подобное сценарию, к философическому диалогу души моей и чего-то ещё более высокого и возвышенного. О, Пресвятая Богородица, как же я старомоден среди всего этого нового антуража под названием ГОРОД.
Сценарий А.
GEO: Девочки, пора принять витаминчики и микстурчики (елейный мужской голос, похожий на голос обабившегося монаха). Открываем ротики и ждём.