В ином концептуальном ключе написана трилогия Мануэла Кастеллса «Информационный век: экономика, общество и культура», как бы предвещавшая решительное наступление третьего этапа в эволюции теорий информационного общества, когда развивается более детальное сравнительно-историческое изучение воздействия новых электронных медиа на прогнозирование будущего мира с позиций не технологического детерминизма, а более социально обоснованного, с гуманитарными подходами к судьбам и нуждам людей, к их гражданским правам на доступ к достоверной информации и средствам ее получения в целях не отлучения, а приобщения к достижениям социально-культурного прогресса. Такие подходы переносят акцент с коммуникационной техники как таковой на конкретное изучение достоинств и условий ее использования при переходе к информационному обществу и на особенности этого процесса в разных исторических ситуациях.
В трилогии Кастеллса рассматриваются национальные и общемировые, государственные и социально-культурные, этнорелигиозные и многие другие влиятельные и конфликтующие тенденции в условиях глобализации и глокализации медийных процессов. Это дает автору возможность разносторонне прослеживать, каким образом «медиабизнес становится глобальным, обладающим капиталом, талантами, технологией и корпоративной собственностью, опутывающей весь мир за пределами национальных государств»[154]. Этот процесс активизируют и медиа, стремящиеся к независимости, с которой государство должно соглашаться, чтобы не нарушать принципы демократии. И «круг замыкается: любая попытка ущемления свободы обретает политическую значимость», так как граждане, не всегда разбирающиеся в точности новостей, ревностно защищают привилегию получать информацию из источников, не подчиняющихся государству. «Поэтому даже авторитарные государства терпят поражение в борьбе с медиа в информационном веке»[155].
В отличие от Маклюэна, объясняя такое явление, Кастеллс не утверждает, что само средство и есть сообщение. Он придерживается иной концепции, согласно которой политика под влиянием медиа начинает использовать в своих интересах даже такие способы гонки за аудиторные рейтинги, как развлекательные программы. Это ведет к тому, что не политические программы, а сами политики, их имена и имиджи становятся главными действующими лицами в инфотейнментах или политейнментах в формах подачи политических новостей в сочетании с развлекательными элементами. В таких программах не средства сообщения, а его носитель (messenger) обретает ведущую роль, если личность политика, а не суть его деятельности оказывается в фокусе внимания. Из этих имиджей политиков формируется как бы новый тип власти, «вокруг которой общества организуют свои институты, а люди строят свои жизни и решают, как им себя вести»[156].
Информационное общество Кастеллс называет информациональным, чтобы по аналогии с понятием индустриального капитализма терминологически подчеркнуть приоритетную роль информационных факторов в его формировании и развитии, а в дополнение к этому присваивает еще и дефиницию «сетевое общество» для выделения важного значения сетевых коммуникаций. В первом томе «Возникновение сетевого общества» и во втором «Сила идентичности» подробно анализируется атрибутика этого информационально-сетевого общества. Освещаются не только его новаторские достоинства, но и негативные явления, вносящие трудности в жизнь малоимущих слоев населения, лишенных доступа к новым медиа, а также и различные формы сопротивления процессам глобализации сетевого общества. В третьем томе «Конец тысячелетия» внимание к этим явлениям усиливается, и взору читателей представляется широкая панорама коренных исторических изменений в жизни современного мира.
Кастеллс рассказывает о том, как в последней четверти XX века технологическая революция, сосредоточенная вокруг информационных средств связи, трансформировала привычные способы жизни. На планете создается динамичная глобальная экономика, соединяющая людей и активные силы со всех частей света, но в это же время происходит отстранение людей и территорий, отключенных от властных сетей и богатств как неугодных для перспективы доминантных интересов. Виртуальная культура, «конструируемая в постоянно усиливающемся интерактивном аудиовизуальном мире, распространяет повсюду свои ментальные представления и связи, интегрирующие разнообразные культуры в электронном гипертексте. Пространство и время, материальные основы жизни человека также трансформируются, поскольку поточное пространство начинает доминировать над пространством территориальным, а безвременное время одерживает верх над хронометрированным временем часов, характерным для индустриальной эры»[157].
154
155
157