С момента публикации трудов Винера прошло немало лет. Многие его выводы получили подтверждение в исследованиях развития новых информационных коммуникаций и до сих пор способствуют совершенствованию системных подходов к изучению медийных процессов в коммуникативистике и обогащению ее теоретического базиса. Герберт Шиллер, американский ученый, известный своими системными исследованиями различных проблем развертывания информационной революции, подобно Винеру тоже утверждал, что способов манипулирования сознанием много, а «главным является контроль на всех уровнях над информационным аппаратом и аппаратом формирования идей. Это гарантируется действием простого правила рыночной экономики. Владеть и управлять средствами массовой информации, как и всеми прочими видами собственности, могут лишь те, в чьих руках капитал. Радио-и телевизионные станции, газеты и журналы, киноиндустрия и издательства принадлежат корпоративным системам и информационным конгломератам»[40].
Всесторонне критикуется Шиллером «представление о том, что отдых и развлечение не имеют рыночной стоимости, не имеют точки зрения и существуют, так сказать, вне социального процесса»[41]. В его работах демонстрируется «идеология корпоративной экономики»[42], которая пронизывает развлекательную медийную продукцию в США. Целью такой идеологии является «опустошение социального содержания и укрепление статус-кво»[43], внедрение в жизнь принципов потребительства – стремления к удовлетворению лишь материальных интересов, что способствует насаждению эгоизма, стяжательства, личного успеха и «утверждению веры в неменяющуюся природу человека»[44]. Будучи убежденным в том, что «культура американского бизнеса, взывая к индивидуалистическим инстинктам, совращает все на своем пути и при этом обильно сдабривает свои сообщения восхвалением технических новинок и потребительских восторгов»[45], Шиллер сумел в своих фундаментальных исследованиях убедительно раскрыть способы и результаты выхода этого бизнеса на мировой рынок, объясняя, каким образом корпорации оказываются «глобальными организаторами мировой экономики, а информация и коммуникация стали жизненно важными компонентами в системе управления и контроля»[46].
С работами Шиллера во многом перекликается монография Бена Бэгдигяна «Монополия на средства информации», в которой тоже демонстрируется, каким образом в США возник «новый тип централизованной власти над информацией – национальные и мультинациональные корпорации. К 1980-м годам большая часть всех основных американских медиа – газеты, журналы, радио, телевидение, книги и фильмы оказались под контролем 50-ти гигантских корпораций. Эти корпорации объединены общими финансовыми интересами с другими видами крупной индустрии и с рядом влиятельных международных банков»[47]. Могуществу такого «нового частного министерства информации и культуры» способствует централизованное управление информацией. Такая «система новостей, информации и популярной культуры не является побочным продуктом техники, – пишет Бэгдикян. – Она формирует консенсус в обществе», поскольку оказывает на него информационное и инструктивное влияние. «Власть медиа становится властью политической… Если пятьдесят мужчин и женщин, владельцев корпораций, контролируют более половины всей информации и идей, получаемых 220 млн. американцев, это значит, что для американцев наступила пора исследования тех институтов, посредством которых они получают ежедневные представления о мире»[48].
Взяв на себя эту миссию, Бэгдикян, как и Шиллер, анализирует различные способы усиления корпоративного могущества в медиабизнесе – от распределения эфирного времени, программ и тиражей до объединения с разными фирмами в ходе образования информационно-коммерческих систем, деятельность которых подчиняется финансовым и политическим интересам их создателей, что, в конечном счете, не может не сказываться на информации, отступающей от подлинной объективности в изложении фактов реальности.