- Кому я нужна? - поинтересовалась Олеся. - У меня незаконченный Саратовский педагогический, опыт работы в местной газетке, временная регистрация в Москве и никаких данных, чтобы продвинуться по карьерной лестнице.
Олеся как-то странно усмехнулась, и Инга переспросила:
- Никаких данных, чтобы продвинуться по карьерной лестнице? А чего тебе не хватает? Опыт у тебя есть, образование закончить можно, работать ты умеешь много и старательно.
- Какие вы, москвички, наивные все-таки, - опять странно и нехорошо усмехнулась Олеся, - неудивительно, что вас вечно затирают, и вы ноете, что провинциалки позанимали все места.
- Кто ноет? - не поняла Инга.
- Да вы, вы, москвички несчастные, - со злостью выкрикнула Олеся, - любите из себя строить недотрог и тургеневских барышень, а потом жалуетесь, что провинциалки давно в начальницах, а вы все копейки получаете! Вы работать не умеете. Ты в шесть часов уже встала и пошла, как барыня, тебе нужно соблюдение законов, да еще офис удобный, ширмы какие-то, и чтобы ездить было близко - и еще куча требований. Крика ты не переносишь, поскольку изнежена до крайности, от мата в обморок падаешь, вся такая неземная.
- Не понимаю, при чем тут недостаток у тебя данных для карьеры?
- Да при том! - Олеся даже раскраснелась. При том! Карьеру без постели не построишь, надо вовремя уметь лечь под кого нужно. А при моих фигуре и носе - кто меня захочет, я же не супермодель Кейт Мосс.
Олеся действительно была далека от Кейт Мосс - маленького роста, полная, с явным вторым подбородком, маленькими глазами и большим носом в форме картошки. Красота ее заключалась только в пышной груди да роскошной длинной и густой косе, о чем Инга ей тут же сказала:
- У тебя волосы замечательные. И грудь.
- На одних волосах и груди никого приличного не окрутишь. На них желающих очередь - и все с модельной внешностью. Мне не светит. И богатого папы у меня нет. И московской родни, чтобы квартира и прописка. У тебя небось все есть, - Олеся злобно посмотрела на Ингу, - не бедствуешь, работаешь от безделья, а не ради выживания.
Инге нечего было возразить. Действительно, имелись и родители, и квартира, и деньги зарабатывались не на кусок хлеба.
- Вот! - удовлетворенно отметила Олеся.- Я же говорила. Наша медуза москвичек на дух не выносит - именно за ваш снобизм.
- В чем снобизм-то? - Инга тоже повысила голос. - В том, что у меня квартира есть и мои родители здесь родились, как и бабушка с дедушкой, прабабушка с прадедушкой? Это же судьба. Тем более что мои предки защищали этот город, они кровью заплатили за мое право здесь жить.
Снобизм-то в чем?
- А то сама не знаешь. Задаваться надо меньше. И не выпендриваться. Наша медуза тебе хороший урок на будущее преподала. Впрочем, тебе он не нужен - тебя папочка опять пристроит, и опять кем-нибудь главным.
- Никуда меня папа не пристраивал. Я сама…
- Бабушке расскажешь, - перебила Олеся, - все дураки, ты одна умная, лапшу на уши вешать. Не вчера родилась. В твоем возрасте, деточка, по-честному еще только секретаршами бегают. Подай - принеси-выйди вон. Короче, тебе делать нечего - ты отдыхай, а мне в игрушки играть некогда, у меня работы много. Пока. Привет папочке.
И Олеся, резко встав, быстрым шагом направилась к выходу. Инга ее не останавливала. Она была потрясена.
- Мам, - спросила девушка, - почему она так? Начали разговаривать нормально, поболтали, как подружки, - и тут вдруг…
- Зависть, Ин, зависть.
- Чему завидовать-то? Меня уволили, она осталась, я тоже не красавица и не супермодель.
- Твоей свободе, - подсказал папа.
- Э-э-э?
- Ты свободна. Ты могла вести себя как все, работать по двенадцать часов, молчать, ни к кому не подходить, терпеливо сносить любую брань начальницы, не шутить, ну и дальше по списку.
Тогда тебя бы не уволили. А ты предпочла быть собой, требовать соблюдения законов, пытаться наладить отношения, выйти за рамки рабовладельческого строя - да, тебя уволили, но ты не боишься. И твоя… как ее?
- Олеся…
- Твоя Олеся видит, что ты не боишься. Ты ведь воплотила ее мечту - вела себя естественно, была уволена и не испугалась, не повесилась, пошла искать лучшее место - и уверена, что найдешь. Олеся грезит тем же, но боится это сделать - и ненавидит тебя за то, что ты смогла, ты продвинулась дальше, ты лучше.
- А при чем тут то, что я москвичка? Остальное я поняла.
- Это я могу объяснить, - подхватила мама, - тут легко. Ни один человек не любит признаваться, что он плохой. Не важно, что критерии условны, что часто «плохой» означает всего лишь чьи-то большие успехи. Олеся не может прямо сказать себе, что она только мечтает, а ты уже сделала, что ты смелее, что ты дальше продвинулась.