Лопухин не прерывал Бурцева и не просил его удалиться. Он внимательно слушал, отвечая молчанием на любой вопрос своего невольного собеседника. Трудно сказать, что творилось в душе бывшего директора департамента полиции, аристократа по происхождению, либерала по убеждениям, человека, выдворенного из Министерства внутренних дел за записку, которую Лопухин писал Столыпину, защищая правовые принципы, отрицающие провокацию. Очевидно, он с трудом усваивал услышанное – чтобы его бывший подчиненный был главой Боевой организации, фактическим организатором убийства Плеве и в. к. Сергея Александровича? Учитывая тот факт, что это последнее убийство стало причиной отставки Лопухина, можно понять, какие чувства должен был испытывать бывший директор департамента полиции. Возможно, в какой-то момент он понял, что Азеф, один вид которого всегда был ему неприятен, не столько помогал полиции бороться с революционерами, сколько использовал ее в своих целях. А быть может, решающими для Лопухина оказались слова Бурцева о цареубийстве, которое готовил Раскин, но, когда поезд уже приближался к Берлину, он, наконец, произнес: «Никакого Раскина я не знаю, а инженера Евно Азефа видел несколько раз».
Бoльшего Владимиру Львовичу и не требовалось. Он с благодарностью пожал Лопухину руку, дав ему честное слово держать услышанное в тайне. В Париже под другое «честное слово» Бурцев передал содержание разговора Борису Савинкову, который назвал все это «беллетристикой» и заявил, что Азеф «выше всех обвинений». Тогда Владимир Львович ознакомил эсеров с текстом письма, которое заканчивалось словами: «…о деятельности Азефа и его руководителей мы много будем говорить на страницах „Былого“», и потребовал суда чести над собой. С этим последним требованием революционеры согласились достаточно легко, потому что не сомневались в том, что «Крысолов» будет повержен и принесет свои извинения партии и лично Азефу. Третейский суд в составе Г. Лопатина, П. Кропоткина и В. Фигнер заседал в октябре – ноябре 1908 года. Даже после того, как под очередное «честное слово» Бурцев рассказал о своем разговоре с Лопухиным, судьи не пришли к единому мнению. После 17-го (предпоследнего!) заседания Вера Фигнер заявила Бурцеву: «Вы ужасный человек, вы оклеветали героя. Вам остается только застрелиться»[76].
Встревоженный Азеф, до которого дошли слухи о партийном суде, пытается обеспечить себе алиби: он посещает начальника петербургского охранного отделения А. В. Герасимова, а затем наведывается к Лопухину. Поведение этого последнего кажется ему уклончивым. Как ни умен и ни хитер был Азеф, но петля, наброшенная на его шею Бурцевым, затягивалась. Марк Алданов[77] в своем очерке, посвященном Азефу, находит удивительно точный образ. «В одном из французских монастырей есть картина „Наказание дьявола“. Дьявол обречен держать в руках светильник, похищенный им у св. Доменика. Светильник догорает, жжет пальцы, но освободиться от него дьявол не имеет силы: он может только, корчась, перебрасывать светильник из одной руки в другую»[78]. Примерно в таком же положении находился теперь Азеф. В бескорыстие Бурцева он не верил, тем обиднее для него было сознание того, что из-за этого жалкого писаки, возомнившего себя великим следователем, его собственное имя неизбежно проклянут, и из героя, который, опоясавшись динамитным поясом, шел на очередной террористический акт, он превратится в предателя революционного дела. В этой ситуации для Азефа оставалось только одно – побег.
Партийный суд требует от Лопухина личной явки или письменного показания. 21 ноября 1908 года Лопухин пишет Столыпину. Копии писем он направляет директору департамента полиции и товарищу министра внутренних дел. В них Азеф был назван полицейским агентом и подробно описывался его визит к Лопухину. Текст письма появился в «Таймс» и вызвал сенсацию. Финалом расследования стал разговор Лопухина с эсерами, который состоялся в Лондоне. 26 декабря 1908 года (8 января 1909 года по новому стилю) Азеф был объявлен провокатором и приговорен к смерти (правда, к тому времени он успел благополучно скрыться с фальшивым паспортом). Фактически это был конец не только Азефу, но и самой партии социалистов-революционеров: все, что создавалось годами упорного труда, после этого предательства обращалось в прах.
77
Алданов Марк Александрович (1886 – 1957) – эмигрировал из России в 1919 году. Очерк об Азефе написан в 1930 году.