… В этот день я зашел трактир, тот самый в котором был с Михаилом в первый день своего пребывания в этом времени. Я часто заходил сюда пообедать. И увидел журналиста. Миша очень помог мне в организации газетной кампании. За бесплатно, просто из любви к искусству. Вообще взгляды этого парня были своеобразные. Царскую власть он не любил, а вот демократов искренне ненавидел. Свою позицию он пояснял так.
— Я видел всю эту сволочь ещё в Государственной Думе. Толку от них не будет.
Сейчас перед журналистом стояли чайник и тарелка с колбасой, он был явно нетрезв.
Вообще-то мой приятель трезвенником не являлся, но и к пьянству, а тем более одиночному, склонен не был.
— Заметив меня Михаил махнул мне. Я подсел к нему. Подскочивший Андрей поставил передо мной рюмку, журналист плеснул туда.
— Ну, давай — предложил он.
— Что-то случилось? — Спросил я когда мы выпили и закусили.
— Да как тебе сказать… Знаешь, что мы с тобой натворили? Из-за нас отменили наступление на фронте!
— То есть… Неужели на фронте так внимательно читают газеты?
— Вообще-то читают. Наши статьи перепечатали многие солдатские газеты. Но главное иное. Слухи.
— Солдатский телеграф.
— Хорошее название. Именно так. Мне рассказывал один человек, он военный корреспондент, сегодня с фронта приехал. Так вот, по его словам, все солдатики уже точно знают, сколько миллионов получил каждый из членов Временного правительства. Этот человек говорит, что офицеры просто боятся говорить о наступлении. Какой-то комиссар[24] приезжал, пытался агитировать, так его на штыки подняли. В общем, Брусилов завил, что с такими солдатскими настроениями он наступать отказывается. Теперь его, наверное, снимут, но что толку-то?
— А кого прочат?
— Говорят о Корнилове. У него знаешь, какая кличка? Лев в головой барана.
— Глупый?
— Да нет, упрямый.
— Так чего ты пьешь-то? Наступление всё одно провалилось бы. Так что сколько мы солдатских жизней спасли. Если Бог есть, нам это зачтется.
— Так-то оно так, просто несколько не по себе от масштабов, того, что мы учинили. Два каких-то репортера — и вмешались в историю.
А в самом деле. Я никогда не принадлежал к тем, кто считал себя представителями «четвертой власти». Для меня журналистика была интеллектуальной игрой с выездами в поле в поисках приключений. Я никогда не верил, что мои писания могут что-то изменить. А вот тут — вышло.
Так, но что дальше? Не будет провала наступления, возможно, не будет и июльских событий. А значит, Ленин не поедет в Разлив. Ну и что с того? А вот что. В моем времени удар по большевикам сильно замедлил их рост. А тут… Значит, и Корнилов, скорее всего, выступит раньше. В мое время самые глупые распускали версию, что Лавра Георгиевича подставил Керенский. Но это неправда. Как спасителя России его стали раскручивать уже с весны. Что же, есть ещё один вариант выпендриться…
На следующий день я отправился в Публичку. Времена были наивные — так что никто не требовал всяких там читательских билетов — я просто прошел в газетный зал. Дело предстояло муторное. Это в мое время — ввел что надо в поисковик — и готово. Но я начинал журналистскую деятельность до Интернета. Так что в газетах копаться умел.
На выдаче стояла очень интеллигентная девушка в очках.
— Добрый день, меня интересуют основные газеты за последние два месяца.
— Вас интересует что-то конкретное?
— Да, только не что, а кто. Генерал Корнилов Лавр.
Библиотекарша поглядела на меня с явной неприязнью. Тоже левая, что ли? Я поспешил пояснить:
— Я работаю в «Правде», а противников надо знать.
Девушка тут же оттаяла.
— Так вы большевик?
— Сочувствующий.
— Минутку.
Библиотекарша достала какую-то картотеку.
Интересно. А ведь именные указатели появились только при Советской власти. Ничего хитрого в них нет, но ведь этим надо заниматься. До революции просто не считали нужным. Надежда Константиновна Крупская, конечно, та ещё стерва[25], но для библиотек она сделала немало.
24
«Комиссар» означает «представитель». Это слово вошло в обиход ещё в Великую французскую революцию. Временное правительство также назначало комиссаров как на фронт, так и в провинцию.
25
Неприязнь ГГ к Н. К. Крупской объясняется тем, что она объявила «чуждой» всю приключенческую и фантастическую литературу, которая изымалась из библиотек. Но она сделала и много хорошего. За организацию библиотечного дела Крупская заслуживает памятника.