Слыхали мы про эту газетку. Она была примерно тем же, чем «Московский комсомолец» в наши времена. Читал я даже одного из авторов, он написал брошюру «Физиология Петербурга», уже в девяностых выпустили репринт[7]. Ничего такая книга. Нечто вроде Гиляровского, но про наш город. Может, мне с ним и предстоит встретиться?
В предбаннике сидела ярко-рыжая веснушчатая девушка, отчаянно колотившая по клавишам печатной машинки. Я тоже на такой печатал. «Ремингтон» называется.
— Привет, красавица. Как мне с Михаилом Финкельштейном повидаться?
Девушка ярко покраснела. Блин, надо фильтровать базар. Конечно, я типа дикий американец из Техаса, но не стоит нарываться на неприятности на пустом месте.
— Вторая дверь налево, — пролепетала машинистка.
Я пошел по указанному маршруту. Открыл дверь… И ощутил, что попал к своим. Это была редакция газеты. Да, тут не имелось компов на столах, но я ведь тоже начинал свою журналистскую деятельность, когда их не было. А вот аура ежедневной газеты просто-таки чувствовалась.
В комнате находилось пять человек. Четверо сидело за столами и что-то писали. Один стоял за чем-то вроде университетской кафедры и тоже чего-то строчил. Внимания на меня никто не обратил. Тоже дело знакомое. Пришел человек — сам скажет зачем.
Нужного мне человека я вычислил сразу. Это был полноватый очкастый парень лет тридцати или чуть больше, что называется, вызывающе еврейской наружности. Ну вот просто готовая карикатура для какого-нибудь антисемитского издания. Одет он был в потрепанный синий костюм. Я подошел к нему.
— Простите, вы господин Михаил Финкельштейн?
— Да, это я.
А ничего парень! Он тут же «обрисовал» меня не хуже чем комитетчик.
— У меня письма от вашего двоюродного брата.
Михаил пробежал глазами открытое письмо, второе сунул в карман пиджака.
— Господин Блэк…
— Можно Сергей Алексеевич Коньков.
Я решил представляться своим собственном именем.
— У вас есть время? Так разрешите, я сейчас допишу и сдам статью про сегодняшнее заседание Временного правительства. А то редактор меня скушает без соли. Это займет не больше пятнадцати минут. А потом мы спокойно поговорим. Вот, если хотите, почитайте наш новый номер.
Я кивнул в знак согласия, а журналист тут же начал строчить на листе химическим карандашом. Писал он очень быстро, почти не задумываясь. Наш человек. На все ушло десять минут. После этого Михаил рванул на выход.
А я с интересом поглядел на газетную технику этого времени. Журналист писал на листах, примерно А4, но разорванных вдоль пополам. Поглядев на других газетных работников, я увидел, что они работают так же. А на фига? Потом я сообразил. Сейчас ведь в ходу высокая печать. То есть, ручной набор литер или линотип[8], что, в общем одно и то же. А там текст не подожмешь, как в Пагемакере или Кварке[9]. Да, точно, в это время объем материала измеряется не в знаках, а в строках. То есть, если напишешь больше, чем лезет в полосу, редактор сократит. А я знаю, как сокращают — всегда выкидывают самое интересное. Так что при умении можно навостриться писать в пятьдесят знаков на строку — как это получается в газетной колонке.
Михаил быстро вернулся.
— Вы завтракали? — Спросил он.
— Не успел.
— Так давайте позавтракаем, а то тут от меня не отстанут.
И в самом деле, уже в коридоре к нему подскочил какой-то мужик.
— Михаил Соломонович…
— Слушайте, я таки имею право покушать?
Мужик отвалил.
— Вот так всегда. Вчера я как гой работал в субботу. А сегодня, как еврей, работаю в воскресенье.
— Журналисты не отдыхают.
— А вы тоже из наших?
— Если вы про евреев, то нет, я русский. Если про журналистов, то да.
— Да какой я еврей. Меня любой раввин проклянет. А вы ведь не политический эмигрант?
— Нет, я Америку попал в детстве, и уже там присоединился к анархистам.
— Так я и понял. А, вот и наше заведение.
Над дверью заведения красовалась надпись «Трактир Семенова».
Слово «трактир» у меня всегда вызывало ассоциации с чем-то разгульным. Так что подсознательно я ожидал увидеть тут пьяных хулиганов и девиц соответствующей профессии. Однако всё было очень чинно — белые скатерти на столах и немногочисленная приличная публика, которая явно не бухала, а культурно кушала. Мы уселись за столик, к нам подскочил халдей в белом фартуке.
7
Репринтное издание. Перепечатка старой книги, полностью копирующая оригинал — включая особенности орфографии, шрифтов и так далее. Репринты вошли в моду после распространения сканеров.
8
Линотип — устройство для высокой печати, позволяющее набирать и отливать целые строки. Вводное устройство напоминает печатную машинку. Так что можно в экстренном случае работать прямо с него. Среди советских журналистов была в ходу фраза: «кто не вводил новости в линотип, тот не журналист».