— Но вы же сказали, что у вас в доме собирались социалисты, что у вашего отца был кружок, что он видел самого Маркса?
— У моего отца тоже был кружок. Вернее, это у дяди “тоже был” кружок. Мой отец раньше начал. Мой отец видел Маркса, а не мой дядя. В Вене было два кружка Клопфера. Гуго Клопфера и Манфреда Клопфера. Они слегка соревновались. В социалистической правоверности и во влиянии на умы. Но это так естественно!.. Конкуренция! Всеобщий закон капитализма. Дядя обыграл отца, да. Но я не считаю, что дядя победил. Он одержал верх в политике, то есть ловко устроился при Тельмане, там, — он махнул рукой в сторону Берлина. — Но это не победа. Это не победа в высоком смысле слова. Вы, святой отец, понимаете это лучше меня. Царство Бога и царство Кесаря. Царство идеалов социализма и то, что случилось в Германии. Карл Маркс никогда не призывал к тому, что наделал Тельман…
— А вы точно помните, к чему призывал Маркс? — спросил я.
— Отец говорил, что Маркс был гуманистом.
— Допустим, — сказал я. — Хотя, впрочем, мы все так считали. Это было давно. Маркс умер еще раньше. Настала реальность. Она всегда чуточку другая…
— Жаль, — сказал он, некрасиво почесав себе спину.
Да. Жаль. Мне стало жаль этого старого редакционного пса. Какое банальное, какое штампованное сравнение! Но что делать, если именно оно пришло мне в голову?
— Да, кстати, — спросил я. — Вот не забыть бы. Так все-таки, к кому я ходил? К кому мы все ходили в кружок? К Манфреду Клопферу или к брату его Гуго? Кстати, а как звали вашего отца? Гуго или Манфред?
— А вы хоть сами помните, — осклабился репортер, — как звали того Клопфера, к которому вы все ходили в кружок? А?
— Не помню, — сказал я. — Странное дело, не помню… Товарищ Клопфер, и все.
— Ну и ладно, — сказал он.
Мы вышли из кафе.
Господин Клопфер проводил меня до гостиницы.
Эпилог
Да, они вышли из кафе, и репортер проводил престарелого русского митрополита до гостиницы. Они беседовали о каких-то мелочах давней венской кружковой жизни, старик вспоминал и рассказывал, а репортер слушал внимательно, изредка задавая вопросы, а иногда останавливаясь и быстро записывая что-то в свой блокнот. Может, он и вправду собрался написать книгу.
— Кстати, — вдруг спросил он, странно ухмыляясь. — Так все-таки, кто убил Леона Троцкого?
— Рамон Фернандес, — сказал митрополит. — Я же вам рассказывал в подробностях. Вы, кажется, за мной внимательно записывали?
— Да, — сказал репортер.
— Это был молодой испанский социалист Рамон Фернандес, — медленно сказал митрополит, как будто повторяя уже сто раз сказанные слова. — Никто толком не знает, как он прибился к нашему кружку. Какой-то необычный парень. Он еще вырезал из картона куклы. Необычный в плохом смысле слова. Странный тип, короче говоря. Он приревновал молодого Гитлера к Леону. Совершенно безосновательно. Ни в Гитлере, ни в Троцком не было ни капли педерастии. Леон был прекрасный семьянин, любящий муж, а Гитлер — молодой ходок по девкам.
— Странная история, — сказал репортер.
— О, друг Гораций… — улыбнулся митрополит Иосиф. — Сколько всего на свете… Никому и не приснится.
Подошли к входу в гостиницу. Стали прощаться.
— Позволите мне воспользоваться удобствами вашего отеля? — сказал репортер. — По старой социалистической памяти.
— Пожалуйста, пожалуйста, — митрополит взял ключи от номера и спросил у портье, где здесь клозет.
Оказалось, что общий клозет — в дальнем конце коридора. Портье долго объяснял, как пройти, а потом вызвался проводить.
— Пустяки, — сказал митрополит. — Пойдемте ко мне в номер. Познакомлю вас с отцом Игнатием, моим помощником. Очень милый человек.
— Ваш спутник ушел полчаса назад, — сказал портье, отворяя лифт и пропуская туда старика митрополита и репортера.
— Что ж делать, — сказал митрополит. — Ничего, ничего. Хотя жаль. Милый человек и по-немецки говорит лучше меня.
— У вас отличный немецкий, — сказал репортер.
Они поднялись на четвертый этаж. Прошли в номер, в огромную комнату с двумя кроватями по обе стороны полукруглого окна. Старик раскрыл дверь в клозет, широким и чуть комичным жестом пригласил репортера зайти.
— Справляйте нужду, господин Клопфер, — сказал он. — Пипифаксы, вода, мыло, расчески и полотенца — все в вашем распоряжении. А я пойду в ресторан, тут ресторан как раз на нашем этаже, закажу нам чаю и чего-нибудь закусить. А вы, господин Клопфер, пока меня нет, садитесь за стол, разберите свои записи. Найдите то место, где я говорю о смерти Леона Троцкого. Об этом ужасном моменте, когда его жена вбежала в комнату с криком “Леона убили”. Если я ходил в кружок того Клопфера, который был вашим отцом, и если вы тогда были там — вы были мальчиком, не так ли? — вы должны были это запомнить! Все были в ужасе. Все страшно кричали! Наверное, во всех дальних комнатах было слышно. Сколько вам тогда было лет?