И тут ему опять пригодился опыт прежней жизни. Паша хорошо знал, что в ночь с 31 декабря на 1 января в Главном здании МГУ на Ленинских горах всегда устраивали грандиозную дискотеку — два холла на первом этаже отдавали в полное распоряжение студентов. Народу обычно набиралось очень много, иногда было буквально не протолкнуться, но зато — всегда шумно, празднично и весело. Звучала зарубежная музыка (как правило, самые свежие новинки), парни и девушки танцевали, общались между собой, завязывали интересные знакомства…
Новогодний университетский бал в ГЗ продолжался всю ночь, и лишь рано утром, когда открывалось метро, всех, кто еще был на ногах, выгоняли на улицу. А тех, кто сам идти уже не мог, ребята-дружинники из комсомольского оперативного отряда оттаскивали в одну из больших аудиторий на первом этаже — чтобы чуток проспались. И уже потом выпроваживали их восвояси.
Разумеется, приносить с собой на Новогодний бал спиртное и распивать его было строжайше запрещено, но ведь за всеми не уследишь… А в грандиозном Главном здании имелось так много разных укромных уголков, переходов и лестниц… Этим некоторые ребята и пользовались.
Паша заранее приобрел четыре билета — на себя, Сашку, Майю и Ленку (четыре рубля за все). И 31-го декабря в десять часов вечера они уже были в Главном здании МГУ. На входе, как всегда, дежурил комсомольский оперативный отряд: строгие парни с красными повязками на рукавах проверяли сумки на наличие алкоголя и безжалостно отбирали все бутылки, если находили, а также сразу заворачивали тех, кто был уже подшафе или от кого хотя бы пахло спиртным. Возглавлял отряд Сергей Кравец — он по поручению парткома факультета стал его командиром. Паша предъявил билеты и заметил, с какой завистью Сергей смотрел на Майю — буквально пожирал ее глазами.
Девушка и правда была чудо как хороша — раскраснелась от легкого мороза (от метро до ГЗ шли пешком, чтобы не давиться в автобусе), глаза горят, губы — как алый цветок… Паша довольно ухмыльнулся и по-хозяйски положил руку Майе на талию: пошли, дорогая, в зал, нечего нам у входа задерживаться! У Кравца, кстати, тоже имелась своя девушка — со второго курса, познакомились как раз на картошке, но по сравнению с Майей она выглядела весьма блекло. Приятная, можно сказать, — симпатичная, это так, но, если сравнить, совсем не то. Даже рядом, как говорится, не стояла.
На Новогоднем балу они пробыли до двух часов ночи — натанцевались, напрыгались, накричались, а потом поехали домой. Метро, само собой, уже не работало, такси не было и в помине, пришлось брать частника (они как раз активно шабашили возле университета, развозили по Москве подвыпивших студентов и студенток). Естественно, тариф был, прямо скажем, ломовой, жлобский (сами водители с наглыми ухмылками говорили — «особый, новогодний») — десять рублей за получасовую поездку, но что делать… Не ждать же на улице, когда откроется метро!
Приехали на квартиру к Сашке, но сил праздновать дальше уже не было (хотя и спиртное, и закуска имелись в избытке, а родители опять благоразумно уехали в дом отдыха), поэтому сразу же разошлись по комнатам и завалились спать. Но перед этим Паша, само собой, занялся с Майей кое-чем интересным и приятным. Девушка, кстати, охотно отвечала на ласки и время от времени уже вполне по-взрослому постанывала. И даже сама плотно прижималась к нему. А вот из комнаты, где уединились Сашка с Ленкой, не доносилось ни звука — ни довольных вскриков, ни старательного мужского сопения. То ли они занимались этим делом молча, то ли оба сразу же уснули…
Паша был склонен думать, что произошло, скорее всего, второе: у Сашки все-таки была возможность иногда пригласить домой свою верную подругу, и в этом плане он не был слишком уж голоден… К тому же у них впереди была долгая супружеская жизнь — значит, успеют еще и насладиться друг другом, и поссориться, и поругаться, и даже смертельно друг другу надоесть.
Паша видел, с каким вожделением Сашка смотрел во время Новогоднего бала на нарядных, красивых студенток, прыгавших совсем рядом, однако пригласить кого-либо на танец не решился — за ним бдительно следила Лена. И бедному парню оставалось только тоскливо, горестно вздыхать (про себя, разумеется) и молча пожирать глазами чужие (но такие разгоряченные, привлекательные) девичьи тела, крутившиеся по соседству. И ежеминутно задевавшие его своими приятными выпуклостями и всеми мягкими местами… Бедный, бедный Сашка!