Впрочем, бывает и иное.
Так, одна корреспондентка уехала покорять Москву.
На расспросы бывших коллег ее родители отвечали, что у любимого чада всё в порядке: дочурка работает и обустраивает свою личную жизнь…
Вот только почему-то не говорила, в какой именно газете она трудится или хотя бы печатается…
А через год эту корреспондентку видели в родном городе. С огромным животом.
Причем — кольца на руке не было.
Дообустраивалась, значит…
В середине девяностых у одного журналиста появился странный знакомый.
Это был обаятельный парень, начитанный, интересующийся рок-музыкой и компьютерами.
По телефону с ним можно было трепаться часами.
А с другой стороны, он никогда не скрывал, что работал в милиции до выхода в отставку и что ему приходилось выполнять поручения шестого управления ФСБ.
Знакомый очень интересовался творчеством журналиста.
После выхода каждой статьи звонили комментировал:
— Молодец! Здорово протянул такого-то!..
Если статья хоть каким-то боком касалась властей, правоохранительных органов или спецслужб, говорил:
— Ну на хрена тебе это надо? Ты бы лучше о том-то и том-то написал!..
Журналист быстро понял, что в его жизни этот знакомый появился неслучайно.
Это куратор, призванный оказать влияние на его профессиональную деятельность — то ли от ГУВД, то ли отФСБ…
Особо примечательным был один разговор незадолго до выборов 1996-го года.
В то время казалось, что если президентом станет Зюганов, то политическая жизнь страны повернет вспять — к цензуре, репрессиям, запрету на частную предпринимательскую деятельность…
Разговор сперва имел форму обычного трепа.
Потом, вмиг став серьезным, знакомый сказал:
— Только ты хорошенько запомни: если в Москве случится путч и ты полезешь на баррикады, я буду эти самые баррикады танком давить!
Журналиста словно холодной водой обдали.
— Что ты — какие баррикады! Когда в Москве начнется заварушка, я буду неподалеку от польской границы!..
Корреспондент пришел в редакцию очень не в духе.
Это был не абы кто, а журналист с именем.
— Кажется, я понимаю, в чем смысл моей жизни, — буркнул он, обращаясь к соседу.
— В чем?
— Чтоб моей биографией родители пугали своих детей. "Вот будешь плохо учиться или захочешь стать литератором — будешь как такой-то всю жизнь херней заниматься… Блин, на что я трачу свою жизнь?.. Кому это строчкогонство будет нужно на следующий день после выхода газеты?!
Сосед спросил:
— А ты это только сейчас понял?
— Да нет, разумеется. Я это понял через пару месяцев штатной работы в своей первой газете.
— Почему не бросил? Ушел бы в какую-нибудь пресс-службу. Тихо, спокойно. Никакой беготни. Писать там надо меньше, а платят — не в пример больше…
— Я б с радостью… Но журналистика как наркотик. Если подсел, то фиг потом слезешь с иглы…
Два молодых корреспондента зашли в курилку.
— Самое трудное в нашей профессии, — сказал один, — познакомиться с нужными людьми. Чтоб давали информацию.
— Нет, — возразил второй. — Самое трудное — объяснить соседям, что если в доме живет журналист, то он не намерен писать гневные статьи каждый раз, когда у кого-то прохудится труба или работник собеса не совсем вежливо побеседует с соседкой-пенсионеркой…
Первый понимающе закивал головой.
— У меня на это год ушел, — сказал он.
— А ко мне до сих пор соседи ходят, — сказал второй. — Я их скоро убивать начну… Когда ж они, наконец, поймут, что газета — это средство массовой информации, а не жалобная книга?!
В редакцию пришел мужчина — когда-то он был инженером техотдела крупного завода.
Рассказал:
— Меня КГБ двадцать лет преследует. Все время следят. Облучают психотронным оружием. Я из Подмосковья сюда жить приехал, так они меня и здесь нашли!
Журналист сразу понял, что сенсационного материала не получится.
Из вежливости спросил:
— Простите, а что вы такого сделали, что КГБ вам спокойно жить не дает?
— Они экспериментуют. Я для них подопытный кролик.
— А вы откуда знаете?
— Они мне сами сказали…
— Извините, я вам не верю… — сказал журналист прямо.
Походив в редакцию пару недель, как на службу, мужик на какое-то время пропал.
Затем вновь появился — с побитым лицом, прихрамывая…