Был ли он сам хорошим? Не его забота. Для своих он хотел быть правильным, чётким. Кажется, ему удавалось — все эти чёртовы годы, даже когда «своих» рядом не осталось.
Замок упал на подсохшую грязь и вдавился в неё, когда Кусач толкнул калитку. Дверь не открылась до конца, упёрлась в деревянный кабельный барабан, но Кусачу хватило и этого — он протиснулся на территорию стройки.
Он часто вздыхал по девяностым. В девяностые пёрло, в основном с границей — вывезти то, привезти это. Поднялся. Зажили. После кризиса едва хватило, чтобы помочь приженившемуся Димке, сыну, с новой квартирой. А вот чтобы разбежаться с бывшей по своим углам, пришлось продать ордена отца.
С женой всё перекосилось, когда съехал Димка. Или косо-криво было сразу? Он ведь знал, на что шёл, отхватив себе самую симпотную шалаву в районе. Знал до того, как пропал окончательно. Потом была страсть и упрямая поза — исправлю, только моей будет! На время сработало, лет на тридцать (хотя он догадывался, что она иногда подгуливает; сам тоже не был ангелом). Но к разводу привели не только эти тёрки. Сексом там пахло слабо. Потому что любая самая симпотная шалава, даже родившая и воспитавшая твоего сына, со временем превращается в склочную бабу с утяжелившейся кормой. Иногда он ещё видел в ней двадцатилетнюю блондинистую соблазнялку, но чаще — шестнадцатилетнюю, голой сракой на грязном подоконнике, с раздвинутой рогаткой, к которой выстроилась очередь из трёх членов (он стоял последним). А ещё — сорокапятилетнюю, криво размалёванную и пьяную в дым, в машине какого-то чурбана, откуда он вытащил её за волосы в грязный снег…
Он пошёл вперёд, ступая по следам протекторов самосвала. Спрятал кусачки и включил фонарик. Кучи песка отливали красным. Длинные ряды бытовок образовывали коридор, по которому он двинулся. Ещё несколько бытовок стояли отдельно, торцами к забору. Мутные оконца слепо поглядывали на Кусача.
Кусач жил прошлым (после пятидесяти это нормально, ведь так?). Но он не соврал тому пареньку, с которым когда-то водился сын, когда сказал, что ему нравится новый район. Здесь действительно было спокойно и умиротворённо. Ему казалось, что он это заслужил. Видеться с сыном, с внуком. Болтать с продавщицами (он всегда и везде быстро становился своим). Гулять по лесу за «железкой», сидеть с удочкой.
Да, заслужил. За то, что жил честно и прямо и смог привить это сыну. За то, что не раскроил (не покусал, ха) личико своей «благоверной», когда она попросила его что-нибудь решить с совместным сосуществованием, а сделал всё чинно и быстро. За то, что дал под сраку онкологическому грызуну, который намеревался закусать его до смерти…
— Гиря! — позвал Кусач. — Где ты, братишка?
Гиря не отозвался. Впрочем, как можно что-то услышать при таком аккомпанементе? ТЭЦ трубила во все трубы. Но должна же она когда-нибудь замолкнуть?!
Теперь, сворачивая к зданию, Кусач усомнился, что слышал лай Гири. Полчаса назад, за забором. Именно поэтому он отнёс пиво домой и вернулся к калитке с болторезом и фонариком.
Приютить раненую шавку было правильным решением. Как и сейчас — найти (спасти) её.
Он поднял глаза на недострой, опутанный строительными лесами. Какой ушлёпок решил строить дом без окон? Идея на миллион долларов… из «Монополии».
Ему давно не нравилось это здание. Оно оставалось для него серым пятном — он знал про него чуть больше чем ничего. И у кого бы он ни спрашивал, никто не мог дать внятного ответа — что это, для кого?
Здание походило на разомкнутое колодезное кольцо — разрыв вёл во внутренний дворик. Окна выходили только туда, и иногда Кусач смотрел с балкона своей однушки на круги бледного света. Круглые окна, мать их, иллюминаторы — архитектор точно сидел на чём-то тяжёлом.
Фонарик Кусач отключил — хватало сияния полной луны и света прожекторов, запутавшихся в строительных лесах.
Внезапно — когда нутро свыклось с этим звуком — заткнулась ТЭЦ.
— Братишка! Гиря! — Кусач посвистел.
Гиря не отзывался.
Зато кто-то шуршал во дворике.
Кусач пошёл на звук. Подошвы остроносых ботинок ступали по гладким большим плитам с идеально ровными тонкими швами. Хрустел песок, но дворик был избавлен от мусора и остатков стройматериалов. Только на строительных лесах по правую руку лежали раздербаненные упаковки теплоизоляции.
На уровне второго этажа горели красные огоньки. Видеокамеры.
В кармане у Кусача была обычная чёрная балаклава. Если её натянуть и поднять воротник… Кусач криво усмехнулся. Он просто ищет свою собаку. А за сломанный замок, если придётся, ответит. Всё по чесноку.