— Своеобразно, но весело.
— Я говорила, после смерти мамы меня забрала к себе её сестра. Мы жили втроём, я, тётя Маланья и Коля, мой кузен. Мы с Колей дружили, грибы собирали, гильзы в леску. Рыбу удили. Настоящий старший брат. Двадцать седьмого июля девяносто девятого года тётя уехала в город к подруге, мы остались вдвоём. Соседка, тётя Оксана, заходила проконтролировать, зажгли ли мы свечи. Из-за молний было светло как днём. И Коля исчез.
А спустя восемнадцать лет исчезла и Варя. Ошеломлённый, Олег дёргал ручку двери, но подалась она раза с шестого. Словно отперли изнутри: входи, если ты такой настырный.
Кухня была пуста. В распахнутое окно врывался запах озона. Тьма перешёптывалась по углам.
— Варя! — он вылетел из дома и едва не врезался в Колю. Мужчина улыбался, и это была жуткая улыбка. Потому что губы его были порваны, а лицо исклёвано. В многочисленных ранках запеклась кровь. Шрам, птичья лапка, сиял на лбу. Коля будто побывал в грандиозной передряге и вышел живым…
Живым ли?
Олег смотрел на синеватую кожу, на впавшие глаза Вариного брата.
— Ты не совладаешь с Горобыным, — просто сказал Коля, — никто не совладает. Свечи для него — раз плюнуть. Ему Варька наша приглянулась, он сосватать её решил. Меня послал свидетелем. Столько лет ждал, но для него времени нет, он же старше церквей, понимаешь?
Что-то прилипло к глазному яблоку Коли, он сморгнул, и светлый лепесток спланировал на воротник.
«Веко! — ужаснулся Олег, — у него веко отпало!».
Правый глаз Коли, огромный, круглый, изучал гостя.
— Он всегда был и всегда будет. А ты — давай — в город беги. Беги, беги, друг!
И Коля захлопал в ладоши, закудахтал дурашливо.
Молнии вспахивали горизонт.
Олег разглядел двор. И воробьёв. Тысячи воробьёв.
— То есть, как, исчез? — спросил он в харьковской гостинице.
Варя повела худенькими плечами.
— Тётя сказала, его забрал Горобыный. Для неё это был непреложный факт, и для всего села. Даже участковый говорил: вы же понимаете. Горобына ночь, мать её. Меня потом долго мучили кошмары. Я убедила себя, что видела, как Колю похищают. Как огромная лапа всовывается в окно и вытаскивает его наружу.
Девушка вытянула руку и скорченными пальцами прошлась по постели.
— Господи, детка…
— Они втемяшили мне это своими сраными россказнями, — зло промолвила Варя, двадцативосьмилетний бухгалтер из Москвы. — Позже Коле сделали надгробие на кладбище. Тётя часто навещала его, плакала у фальшивой могилки. А в две тысячи пятом, двадцать седьмого июля Коля возвратился.
Олег запнулся, удивлённый.
— Через шесть лет?
— Угу. Были эти вспышки, молнии, рокот…
В соседнем номере бабахнул залп, саундтрек к загадочной истории Вари.
— Я… пойми, я уже не так твёрдо верила в местные легенды. Помню, я вышла на минуту в спальню, убедиться, что закрыла окна. А когда вернулась на кухню, Коля сидел за столом. Он сильно изменился, похудел, отрастил волосы. Он пропал четырнадцатилетним мальчишкой, а пришёл взрослым парнем. Тётя Маланья упала перед ним на колени, трогала его ноги и плакала, а он повторял: «ну, будет, будет», и гладил её по волосам. А ещё смотрел на меня, и я совсем не узнала его глаза, — Варя, будто в трансе, коснулась пушистых ресниц, — Такие они были тёмные и холодные. Гораздо темнее, чем я помнила.
— Но это был он?
— Определённо.
— Тогда где же его носило?
— Мы задавали вопросы. Он говорил одно и то же. «Я был в разных городах». Точка. Я…, — девушка выдавила смущённую и виноватую улыбку, — Я боялась брата. Он сделался странным. Его взгляд, его заторможенная речь, безразличие ко всему. Точно зомби. Он залезал в погреб и торчал там допоздна. Издавал разные звуки. Однажды я проснулась и увидела, что он стоит в углу, в густой тени, и таращится на меня. Это было последней каплей. Я не желала жить с ним рядом.
— Он мог подсесть на наркотики, — предположил Олег.
— Да, мог. И это объясняло бы некоторые вещи. Но далеко не все.
Варя замолчала, теребя край футболки. Олег обнял её, но мгновение спустя отодвинулся, чтобы заглянуть в побледневшее лицо.
— Две тысячи пятый? — подсчитал он, — Выходит…
За стеной вооружённая стычка переросла в нечто большее, может быть, в апокалипсис с использованием ядерных бомб.
— Да, — угрюмо подтвердила Варя, — выходит, что тётю Маланью хоронят в Горобыну ночь. И завтра будет гроза.