Навстречу топали два солдата. Эти не носили доспехов, чарующих и пугающих заострёнными формами. На них была заляпанная грязью, но с виду целая форма — по канавам ползали? На плечах чернел герб Владыки.
— Эй, мелюзга! — позвал высокий с перекрученными ушами.
— Может, у них тоже яблоко есть? — размечталась Дицца.
— Тш-ш-ш, — сказала Схая.
— Караван давно прошёл? — спросил солдат с плоским носом; он держал руку на ударнике заткнутого за пояс топора.
— Пару часов назад, — сказала Схая. Дицца поглядывала на сумки солдат, припухлые, в пятнах жира.
— Где тут воды можно попить? — продолжал расспрашивать Плоский Нос, не по-доброму зыркая то на одну сестру, то на другую.
— Да в любом доме, если откроют… если живы…
— Сёстры?
— Да.
— А кони, кони есть? — спросил тот, с ушами-улитками, скалясь.
— Откуда у них… — начал Плоский Нос, но не был услышан.
— А, мелюзга? Есть лошадки?
Схая покачала головой.
— Схарчили, поди?
К лицу девушки прилила кровь. Захотелось оправдаться, рассказать этим людям, что они тянули до последнего, что она плакала, что отец сделал всё быстро, и Хубба не страдала, что бульон поставил сестру на ноги…
Солдат противно рассмеялся.
— Ладно, мелюзга… — продолжая давиться смешками, Уши-Улитки схватил Диццу за плечо. — Ну что, любите Владыку? Всё зерно отдали? Ха! Ну, ведите по воду! Да хоть сюда!
Он потащил младшую сестру Схаи во двор. Громыхнул кулаком по керамическому горшку на штакетине, распахнул ногой калитку.
— Походите с дядями, деревню покажите. А то кто вас знает, дикарей, чуть что, за вилы хватаетесь.
— Отпустите её! — взмолилась Схая, повиснув на рукаве.
— Цыц, пиявка! — идущий позади Плоский Нос ударил её сапогом, угодив в больную ногу. Схая упала на протоптанную дорожку и заплакала от боли и страха. Затем поползла на четвереньках, вцепилась в крыльцо, встала.
Дверь была приоткрыта. Солдаты вошли без стука. Дицца не издавала ни звука, она обернулась к Схае, и та увидела, что сестра улыбается полным ртом — Дицца добралась до сумки солдата.
На постели лежала молодая женщина с некрасивым скуластым лицом, а на полу — четверо ребятишек.
— Тётя Агратая… — вырвалось у Схаи.
Уши-Улитки отпустил Диццу. Плоский Нос стал в дверях. Дицца подкралась к Схае и принялась что-то совать в руку, но старшая смотрела на детей.
— Самовар поставь, эй, хозяйка! — приказал высокий солдат.
— Сами, сил нет.
— Больна? Не заразна хоть?
— Десятый день без крошки во рту…
Дети едва дышали, руки и ноги были связаны.
— Зачем с мелюзгой так? — гаркнул Плоский Нос, без сочувствия и особого интереса.
— Чтобы друг дружку не кусали…
— Дала бы свои руки погрызть, — хохотнул Уши-Улитки, подходя к светловолосому мальчику. — А, развязать мелюзгу? Пускай зубки покажут.
Женщина соскользнула с постели и упала на колени.
— Не трогайте их… молю… мучились семь дней, теперь потише, не чувствуют ничего… дайте умереть спокойно…
Агратая протянула к сапогам солдата тощую руку.
— Ликом светлым молю…
Солдат наступил ей на пальцы. Схаю передёрнуло от прозвучавшего в хате хруста, но женщина даже не пискнула — уронила лицо в пол и протянула вторую руку, ладонь поползла по доскам белым пауком.
Уши-Улитки снова поднял ногу.
— Не надо! — закричала Схая.
Она бросилась на солдата, но комната вдруг звонко цокнула, по щеке расплылся жар, и её отбросило в сторону. Схая упала рядом с неподвижным мальчиком, лет трёх, не больше; из глаз ребёнка тёк гной, он смотрел сквозь мутную плёнку, сквозь девочку, если вообще что-либо видел.
— Ах ты ж, тварь!
Схая подняла голову. Дицца вцепилась зубами в руку высокого солдата, вцепилась и не отпускала. Уши-Улитки пытался её оторвать. Неожиданно из-за его спины появился Плоский Нос и с унылым выражением лица саданул обухом топора по макушке Диццы. Девочка рухнула на пол.
Схая закричала и поползла к сестре.
Дверь распахнулась. В прямоугольнике пыльного света стоял отец Схаи, руки мужчины сжимали черенок лопаты.
Уши-Улитки двинулся на него.
Не сказав ни единого слова, отец Схаи шагнул вперёд и ударил лопатой снизу вверх, будто копьём. Солдат дёрнулся назад, прогибаясь и откидывая голову. Не успел — на буром полотне осталось его лицо. Оно шлёпнулось на доски, ужасная маска, ужасная смерть, волна крика.
Схая зажмурилась. До неё доносилсь звуки борьбы, кто-то упал. Потом она услышала шелест, словно в комнату намело пожухшей листвы, и снова звук падения.