Они спустились, повернули налево. Через несколько шагов Коряга остановился, присел, нащупал что-то в траве и потянул. Схая заметила какие-то контуры, а потом прямоугольник травы приподнялся и отъехал в сторону. С краёв сыпалась земля.
Открылась дверь или, скорей, небольшой люк, в который она могла легко пролезть. За люком виднелась деревянная зашивка. Колдун достал три доски и подозвал кивком Схаю.
— Набери половину, — он постучал по ведру.
Как же здесь пахло! Спело, пьяняще, волшебно! Она оказалась в схороненном под землёй фургоне Механиков. Сколько в нём зерна? Есть ли другие фургоны?
Схая перебирала драгоценные зёрнышки, тёплые, щекотные, не удержалась — сунула жменю в рот, принялась жевать. Вспомнила об отце, глаза набухли слезами.
Наполняя ведро, она испытывала к магу благодарность и ненависть. Он мог спасти их семью, другие семьи, всю деревню… не только детей… или нет? На сколько бы хватило этого зерна? Смогли бы люди принять мало и не возжелать большего? Как бы она поступила на его месте?
Она выбралась из фургона на солнце, последнее солнце лета. Набрала почти целое ведро, не могла остановиться. Коряга покачал головой, но отсыпать не стал.
Оставив ведро на кухне, Схая зашла к сестре. Дицца спала.
Схая протянула над лицом сестры кулак и немного разжала. На лицо Диццы упала узкая, ребристая капелька. Вторая, третья. Янтарно-жёлтая струйка потекла по щеке, вильнула на шею. Потом Схая соберёт, всё до последнего зёрнышка…
Дицца открыла глаза.
— Дождик, — сказала она.
Схая засмеялась.
— Да, маленькая, дождик. Дождик из зерна.
Дицца улыбнулась, но тут же помрачнела.
— Мне приснились кости и доспехи. Много всего в земле за домом. Они приходили сюда, и остались здесь. Плохие люди, плохие кости. Такие же, как смеялись над тётей Агратаей…
Голос Диццы затихал, она снова засыпала.
— А ещё я видела нас, взрослых… ты резала большой пирог…
— Моя предсказательница, — тихо произнесла Схая, устраиваясь рядом с сестрой.
Сказка черного бычка
Алексей Жарков
Утро. Вчера мы поссорились. Ночью мне снились кошмары. Бред, конечно, но страшные. Какой-то я злой стал…
Моя жена просыпается раньше, всегда раньше меня, и что-то делает на кухне. Гремит там посудой, шкафами, водой шумит. В этот раз уронила что-то. Дуется на меня, не будет, значит, сегодня оладушков с кофе. Жаль.
Когда я просыпался, казалось, что еще темно, нет света из окон. Посмотрел на часы — 7:10 — пора будить Антоху, ему сегодня в школу. Это всегда делаю я, бужу сына. Окна зашторены, вот и кажется, что темно, что еще ночь. Чертово утро, опять у неё какая-то блажь в голове, эти толстые занавески. Зачем они? Но их лучше не трогать.
Иду в ванную. Умылся, вытер лицо, почистил зубы, зашел на кухню. Жена стоит спиной к столешнице, облокотилась на неё, руки за спиной.
— Зачем окна закрыла, — спрашиваю, — темноты, что ли мало?
— Буди сына, — холодно, как с вещью говорит.
Надо бы с ней помириться, иначе одни минусы. Вот, зачем она встала так рано? Что делала всё это время, пока я спал? Ведь даже кофе не сварила. Злится. До чего же вредная тварь. Злится и смотрит в пол. Тварь.
Иду в комнату сына. В зеркале, которое висит в коридоре, вижу — и она за мной тащится. Может, я забыл про его день рождения? Нет, бред, сейчас вроде осень, а у него весной. Открываю дверь, захожу в антохину комнату, здесь тоже темно, окна за темно-синей непрозрачной шторой. Подхожу к сыну. Кричу:
— Подъём, — это традиция кричать утром, меня отец так будил, военный в третьем колене. — Подъем была команда!
Не шевелится, я цепляю одеяло пальцем и откидываю прочь, как шкурку с бледной мякоти банана, прочь с кровати. Подъем, я сказал. Это приказ н-на!
Антоха лежит, бледный, глаза полуоткрыты. Бледный. Я наклоняюсь, трогаю лоб, и что-то колет меня в спину, я чувствую холод, чувствую сталь, это нож, острый и длинный, проникает в меня, входит между ребёр, царапает кость, скрипит и рвётся моя рубашка, нож входит глубже, очень быстро доходит до сердца, колет. Больно. Лопается спелый томат. Вытекает мякоть, это сердце, это кровь, это она убивает меня, сзади. И меня тоже. Тварь. Почему?
Утро. Вчера мы поссорились. Ночью мне снились кошмары. Бред, конечно, но страшные. Мне было больно. Я сажусь на кровать и вижу шторы, тяжелые тёмные шторы на окне, они мешают свету, охраняют темноту спальни, будто еще ночь.
Это было. Это было точно так, но будто во сне.
Иду в ванную, умываюсь, чищу зубы, она стоит, облокотившись на столешницу, смотрит в пол. Тёмные шторы и здесь тоже. Зачем, черт побери, зачем?