— Буди сына.
От этих слов мороз по коже.
— Что с ним? — спрашиваю.
— Иди проверь, — её бровь предательски дёргается.
Иду по коридору, она идёт за мной, руки за спиной — там нож. Это было. Я помню. Антоха уже мёртв.
Подхожу к кровати, беру одеяло и оборачиваюсь. У неё в руках нож, и она удивлена, Вот те на!.. откуда я знал?.. перехватываю нож, толкаю эту тварь к стене, я же мужчина, я сильнее. Что ты скажешь теперь? Как ты ответишь? Кричу ей в лицо:
— ЗАЧЕМ?!
Забивается в угол, ревёт, молчит. Ревёт. Тварь.
Я беру телефон, набираю «112». Черт, гудка нет, ничего нет. Тишина.
— Ты обрезала провод? — спрашиваю, ору, — Тварь, ты зачем обрезала провод?
Мотает головой, размазывает сопли, ревёт.
Ничего себе ситуация, меня всего колотит, даже нож в руках трясётся. Хочется его воткнуть, вдавить, чтобы потекла кровь. Куда?.. в сердце?.. в живот?.. в шею?.. перерезать ей горло? Меня колотит, и ноги трясутся, как в школе у доски, когда три дня зубрил, чтобы вызвали, и вот вызвали. Она задушила сына. Это было? Это правда?
Подхожу к антохиной кровати — да, правда, и уже было.
Я не знаю, что делать. Это кошмар, он здесь, я не знаю что делать, не знаю. Оказываюсь у окна, срываю тёмно-синюю штору, свет бьёт в глаза, я жмурюсь. Жена ревёт. За окном соседний дом, ловит рассвет, как парус ветер, прямо напротив нашего окна, через детскую площадку, там тоже люди, там нормальная жизнь, нормальное утро. Кофе, оладушки. Живые дети.
Теперь у меня нет сына. Нет моего Антохи.
Колотится сердце, в глаза накатывают волны колючей, шипучей темноты, заливают голову, жмут сверху. Это давление, или рушится мир?
— Зачем? Да что с тобой? Зачем?!
Ревёт. Надо вызвать полицию. Медиков, санитаров, МЧС, кого-нибудь. Надо пойти к соседям, у них есть телефон. А у меня есть мобильный. Достаю — нет сигнала. Вынула симку. Тварь. Сжимаю нож, сейчас ударю, сейчас убью, пусть спишут на состояние аффекта, на вспышку безудержного гнева, на злость, на гнев, на отчаяние, на помутившийся разум, на что угодно. Или на меня?
И её и сына — на меня? Нет. Нельзя.
В дверь звонят. Запираю комнату, иду открывать. Смотрю в глазок — там какой-то мужик. Одет прилично, рожа мрачная, но будто знакомая. Утром. Хмурый мужик. Открываю. Он толкает на меня дверь, сбивает с ног, я падаю, спотыкаясь о ботинки, он замахивается и бьёт, над глазом взрывается боль, и звон, и течёт по лицу, и обжигает. Разбили, как арбуз, он лопнул, теперь не собрать, моя склянка рассыпалась. Что это? За что…
Утро. Вчера мы поссорились. Ночью мне снились кошмары. Один за другим, дурные, очень страшные вещи. Будто у меня нет больше сына, будто жена убила его. Встаю, на окнах глухие шторы. Висят кольчугой, отбирают у меня свет, они любят ночь. Я их об этом не просил, мне этого не надо. Я знаю, что будет сегодня, я это уже видел.
Дважды.
Ванная, просыпаюсь, чищу зубы. Тварь:
— Буди сына.
Я не тороплюсь, спрашиваю:
— Зачем на окнах шторы, что происходит?
— Я сказала, — скрипит зубами и бледнеет, — иди буди сына.
— Которого ты убила? — «Да, милая, сегодня всё будет по-другому».
Она бросается на меня с ножом. Всё это время он был у неё за спиной. Я уворачиваюсь, перехватываю руку, я мужчина, я сильнее. Отталкиваю её в сторону, луплю по щекам, бью по лицу. Сильно бью. Очень сильно. Мне становится страшно, что я могу заметно повредить ей лицо, глаза, я отступаю. Она лежит на полу. Кажется, я сломал ей руку. Я набираю стакан и выплёскиваю ей в лицо воду. Как в полыхающий костёр. Иду в коридор, там в тумбочке верёвка, связываю ей руки, она дёргается — рука, значит, цела. Прекрасно.
Ноги я тоже связал. Её лицо начинает распухать. Вот истинное лицо чудовища: красный волдырь вместо носа, фиолетовые пятна на глазах, вздувшиеся рваные губы. Я ушиб палец, и руки липкие.
Она отключила связь, городскую и мобильную. Это не беда, я спущусь вниз, внизу магазин и люди, они мне помогут.
Или повесят всё на меня…
Чёрт, вот же тварь, я пнул её в живот. Теперь она корчится и стонет. Убила сына и меня хотела убить. Иду к сыну проверить, так и есть — мёртв.
Это больно. Третий раз и снова больно. Мне будто вынули лёгкие. Нечем дышать. Зачем? Хочется раздавить эту тварь ногами, размазать её мозги по кухонной плитке. Зачем она это сделала?!
Я срываю с окна этот грёбаный занавес, иду на кухню, разнося всё по пути. Звенит зеркало, воняет ацетон — мой сын любит собирать сборные модели, красить их в камуфляж, эти его краски на ацетоне. Любит… любит… Любил.