Соседка по квартире рванула в Баден-Баден на панк-концерт. Вика выбрала тихий Австрийский городок, декорации к фильму о Прекрасной эпохе. Потрясающий кофе и преступно калорийное фондю на ужин.
Илья, несостоявшийся муж, часто упрекал её в старомодности. Клубам Вика предпочитала медитативные прогулки, глянцу — шершавые страницы книг. До переезда прочла всего Гессе в оригинале.
Поезд остановился. Ведомые гидом, пассажиры пошли по природному коридору и очутились в пещере. Было тепло, хотя Вика не видела обогревателей. Под сводами горели лампы и искрились вкрапления минералов. У стен стояли кушетки. Юра уже стаскивал с себя свитер. Белая стереотипная майка задралась, демонстрируя пивное брюшко. В Вене Юра владел автохаусом.
Гид монотонно вещал о пользе спелеотерапии. Вика раздевалась, воображая гномов-рудокопов и летучих мышей, гнездящихся в недрах штолен. Перехватила оценивающий взгляд Юры. Купальник был плотным, сплошным, но ей показалось, что сальные глазки соотечественника проникают под ткань.
Юра кашлянул, уличённый в подглядывании.
— А вы знали, что тут отдыхал Хрущёв?
Акустика пещеры искажала голоса.
— Вот как?
— Ага, — энергично закивал Юра, — И этот…
Он запнулся, устремив алчный взор на темнокожую курортницу; та нагнулась, расшнуровывая кеды, выпятив гладкую эбеновую попку. Ниточка стрингов впилась в промежность, сильно ограничив простор для фантазии.
— Отто Бисмарк, — вяло договорил сосед, напрочь забыв о собеседнице.
Вика расстелила простынь, подвязала резинкой волосы и легла на кушетку. Доверила радиоактивному излучению организм. На носу и лбу появились капельки влаги. Тело прогревалось, расширялись сосуды, учащалось дыхание.
«Не так и плохо», — подумала она, и смежила веки.
Гид умолк. Из динамиков зазвучал Гайдн. Внутри скальной толщи гулко стучало. Звук усыплял. Мысли стали вязкими, как расплавленный сыр. Она вспомнила Илью, их совместные планы. Объездить мир, пить шампанское на Эйфелевой башне, целоваться во всех столицах мира. Шесть лет коту под хвост.
Илья вынудил её сделать аборт. Провожал домой из клиники и клялся вечно любить.
— Просто не время сейчас. Нужно встать на ноги, пожить для себя…
В итоге он сбежал к сотруднице. Мама сообщила по скайпу, что у Ильи родился сын. Вике не было больно. Почти.
Бух-бух-бух, — незримые гномы долбили породу. Выпитый чай давил на мочевой пузырь, но в буклете писали, что ингаляции длятся час — она потерпит. Так лень шевелиться…
Вика приоткрыла глаза, выпуталась из паутины дрёмы. Гайдн смешивался с полумраком в умиротворяющий коктейль.
Люди неподвижно лежали на кушетках. Похрапывал Юра. Его безволосые ляжки шелушились от псориаза. Вика поморщилась и перевела сонный взгляд левее. Негритянка покачивала ступнёй в такт музыке из плеера. Идеальные бёдра, осиная, и грудь стоит торчком, а не сваливается к подмышкам, как у Вики.
«Зависть — тяжкий грех», — поучала бабуля.
Вика перевернулась набок. В дальней части залы царствовали густые тени, лампы отвоевали ровно половину территории. Гномы корпели, дробя камень.
На периферии зрения промелькнул смазанный силуэт. Вика сместила взор.
По кушеткам кралось высокое тощее существо. Красная, будто обваренная, шкура, облепила безобразно вытянутые кости. Существо сутулилось, и передние конечности скользили над спинами, над безмятежными лицами отдыхающих. Ноги… лапы, как у птицы или динозавра, переступали с кушетки на кушетку.
Вика ахнула и отпрянула к стене. Едва не сверзилась на каменный пол.
Негритянка приподнялась, вынула наушник. Вопросительно оглядела Вику.
— Т-там…
Рука выпросталась в пустоту. Не было никакого уродца, никакого красного скелета, идущего по людям, как Христос по Галилейскому морю.
Вика прикусила губу. Галлюцинация. С каких пор её глючит? Прежде зрение и разум лишь раз дурачили её. Или кошмары наяву — побочное действие радоновых ингаляций? Что об этом говорила Мария Кюри?
Вика выпрямилась. Пережитый испуг отзывался гадким привкусом во рту, мурашками на мокрой коже, сигналами мочевого пузыря. Она подумала о тоннах грунта над макушкой, о том, что до выхода из пещер полчаса езды, и поезд может заглохнуть. Что красный человек не испарился, а успел спрятаться под одной из коек. Ждёт, перебирая узловатыми пальцами.
И нафантазированные гномы больше не казались добрыми работягами: они скалились, ненавидя свой каторжный труд, голодные и злые.