Она плыла, вспоминая воду Чёрного моря, Волги, Смолино, Синеглазово, Чикинки, всех морей, рек, озёр, в которые погружалась, и как вдалбливала она Илья смысл пословицы про «два раза не войти», а он говорил: что за глупости, войти, конечно же.
«А если бы можно было, — моделировала она, — как у Кинга, путешествовать во времени, но самой выбирать пункт назначения, от рождения до сегодняшнего дня, я бы, наверное, я бы наверняка»…
Она свернула в продолговатый затопленный лаз.
«Я бы никуда не отправлялась», — подытожила Вика.
Этот курорт — умирающий, заторможенный, этот статичный отпуск — лучшее, что было в её жизни, самое честное, самое настоящее. Без лицемерия, лжи, без друзей и подруг.
Её обуяло счастье, но счастье болезненное и гиблое, схожее с тем, что, должно быть, испытывала бабушка, впадавшая в маразм и видевшая за телевизором бога.
Подойди, внученька, посмотри, ко мне боженька наведался.
А ведь в углу гостиной и правда кто-то стоял — пускай Вика и убедила себя в обратном.
Прошлое воняло хлоркой, которой обрабатывали полы в абортарии. Будущее пахло кошачьей едой. И лишь настоящее благоухало.
Из сауны слева по курсу вышла обнажённая женщина, бесстрастно продефилировала к душевым кабинам.
Табличка извещала, что впереди находится открытый бассейн. Вика поднырнула и вплыла в громадную чашу под звёздным небом. От подогретой воды поднимался сизый дымок. Ночная прохлада щипала голые участки тела. Здесь было безлюдно, она одна — королева джакузи. Цитируя надпись на значке соседки: «Ни богов, ни хозяев».
Вика ткнулась грудью в бортик, уцепилась, затаила дыхание. Снаружи царили холод и мрак. Гостиницы и коттеджи приютились на уступах. Снежные хлопья вальсировали над пропастью. Горы были застывшими великанами, а посеребрённые сосны казались разводами на заиндевевшем стекле.
И только бортики защищали от ужасов ночи, от чёрных силуэтов за деревьями, от могильных плит — заколоченных отелей Прекрасной эпохи. Как, наверное, пьяняще-жутко в пустых номерах.
Вика улыбнулась мечтательно. Она всегда предпочитала страшные сказки…
Что-то хлюпнуло, заплескалось.
Она развернулась, держась за перила. Мелькнуло и растворилось в дымке красное пятно.
Мороз обжигал щёки, по шее побежали мурашки. Вика нырнула в горячее, напряжённо изучая бассейн. Призрачное марево колыхалось над водой, маскировали вход в термы.
— Кто здесь? — спросила Вика и поняла, что говорит по-русски. Повторила вопрос на немецком.
Пар клубился, заполнял пространство. Ветер выл в горах.
Вика хотела поплыть к зданию, но рука намертво вцепилась в алюминиевый брус.
«Там кто-то есть», — сигналил разум.
Красная тварь из пещер пришла за той, кого никто не ждёт. Но ведь её ждали! Мама, университетские подружки, смешной рыжий ухажёр.
Тусклые фонарики мерцали в тумане. И кто-то приближался. Вот-вот материализуется, худой и зубастый…
— Россия, — воскликнул запыхавшийся голос, — да тебе на олимпиаду нужно!
— О, боже, — облегчённо прошептала Вика. Убрала с лица мокрую прядь. Она готова была расцеловать Юру в небритую физиономию.
— Вы меня напугали.
— Знаешь, — сказал Юра, — как говорят у нас в Самаре…
Красная тень метнулась к пловцу, взмахнула костлявая рука. Секунда, и тот третий пропал под водой.
Ужас парализовал Вику. Она смотрела на болтающуюся в пелене голову Юры, на его выпученные глаза. И на поток крови, что хлестал из раны под скулой. Багровая струя окрашивала воду. Юра захрипел. Забился отчаянно. Кровь выплёскивалась толчками. Красный осьминог рос, вытягивая к Вике щупальца.
Хозяин автохауса ослаб, мешком пошёл ко дну, чтобы уступить дорогу иному хозяину.
Существо не плыло, а шагало по плитке, торс расталкивал воду. Мгла окуривала деформированную фигуру, плети рук, безглазую морду — сплошную пасть.
В правой лапе оно сжимало ножницы.
Вика онемела. Бассейн — супница с розовым бульоном — был ловушкой. Некуда плыть. Некого звать на помощь.
Существо замерло в двух метрах, и Вика поняла: оно спустилось с крыши аквакоплекса, иначе оно бы не попало в бассейн. С крыши, из тьмы, из радоновых пещер…
Ворчание донеслось до ушей. Мартин Фойриг почесал ногтями впалое брюхо и подал Вике ножницы — кольцами вперёд.
Немая пауза длилась вечность. Вика нечеловеческим усилием отлепилась от перил. Взялась за кольца. Нельзя злить его!
Ножницы навевали мысли о средневековье. Изъеденные ржавчиной, позеленевшие, с неровным клювом лезвий. Но отмытая от крови сталь была остра.