…тебя… тебя…
Ведь столько вариантов.
Злится ли она теперь? Помнят ли мертвецы обиды, которые толкнули их на последнее безумство? Может, после смерти включается некая защита, что-то вроде реактивного формирования, когда неприемлемые чувства подменяются противоположными, — так им втолковывали на последней паре психологии.
Из ненависти прорастает любовь, скрывается под ней, как под слоем земли.
…тебя.
Может, это то, что он искал? Настоящая эмоция, приключение?
Он сел рядом.
Идущий по межпутью обходчик остановился и глянул на парня. Парень устроился задницей на путях под автомобильным мостом — в руке телефон, вторая рука обнимает воздух. Чудак, который делает селфи (ведь они так называют эту гадость?) с вымышленным другом.
Обходчик покачал головой, опустил взгляд на грудь и похлопал по карманам сигнального жилета в поисках сигарет, по одному, второму, найти зажигалку, поэтому не видел, как парень опрокинулся на спину, и его поволокло через рельсы под приближающийся маневровый локомотив.
Художественная пальцерезка
Алексей Жарков
Именно это было начертано на табличке под небольшим хромированным ящичком, который уже целую минуту разглядывал Артемий. Что бы это значило? Он повел носом вправо, влево — странно. В небольшой тёмной комнате, в непопулярном, видимо, аппендиксе выставки, кроме этой «пальцерезки» было еще два объекта того же автора. «Поэтическая зубодробилка» напоминала маску, а «Идейный миксер» — шлем. Всего три произведения грелись на собственных тумбах под яркими белыми лампами.
— Пфф, — скривился Артемий, и, махнув рукой, направился к выходу.
Сделав пару шагов, он остановился, обернулся, нахмурился, и, покусав губы, вернулся. Черный ящичек с небольшим углублением в виде канавки, явно под указательный палец. Сбоку какой-то разноцветный текст. Артемий осмотрелся — никого. Художественная пальцерезка. Да уж. Он вскинул брови и потянулся к углублению, на полпути передумал, поёжился, снова развернулся к выходу, на секунду замер перед дверью, осматриваясь, и вышел.
Через час Артемий вернулся и снова уставился на ящик. Минуты две он внимательно и со всех сторон его разглядывал. Тёр лоб, грыз ногти и почесывал затылок.
— Да ладно, — наконец, протянул он, жмурясь в широкой улыбке.
Задрав брови и поправив очки, он решительно коснулся углубления, палец утонул в ящике, внутри что-то щелкнуло, пискнуло и хрустнуло. Артемий одёрнул руку и с ужасом уставился на окровавленный обрубок. По мнению большинства критиков, в нём не было ничего художественного.
Ночной вылет
Максим Кабир
С этим самолётом было что-то не так. Я на нём в августе летал, на четырнадцатом номере. Едва не погиб. Штурман спутал частоту, повёл машину на вражескую станцию. Смершник допросил, штурману восемь суток домашнего ареста дали. Обычная история, конечно, на войне сплошь и рядом случается.
Вспомнили уже потом: к нам накануне американские самолёты доставили. Летом сорок четвёртого. Б-25, превосходная птичка. Бомб до пяти тонн берёт. Мотор «Райт-циклон», три радиостанции, писсуар. Приборное оборудование удобное, словечки на нём разные, мы их заучивали с англичаночкой одной, Светой. Buster — помпа, oil — масло, fuel — бензин. До сих пор слышу, как Света, Светлана Робертовна, их произносит.
И там казус был. Механики ночью готовили самолёты, а из американца кошка выпрыгнула. Крупная, зараза. Вообще-то механики клялись, что енот, а не кошка, но откуда же енотам взяться? Гнались они в потёмках за зверьком по аэродрому, а он в ИЛ-4 — шмыг, и пропал.
И пошло-поехало.
У опытных пилотов ошибка за ошибкой, причём исключительно в четырнадцатой машине.
Дважды она чудом не рухнула на взлётное поле. Техника нашего за халатность в штрафбат отправили. Он, якобы струбцинку с руля глубины не снял. Хотя, если подумать, чтоб такой пилот, как Леншин не заметил законтренного руля?
Теперь про капитана Леншина. Полковник обратил внимание: Леншин полёты срывает. Сорок минут полетал, и назад. Связи нет, мол. Посмотрели, есть связь. В другой раз вернулся: двигатель горит. А двигатель в норме. На пятый раз его отстранили от полётов, и я видел, он с облегчением вздохнул. Бледный Леншин ходил в последние недели, руки тряслись. А он полярный лётчик, в Папанинской экспедиции был.
Когда четырнадцатый, по вине радиста, сильно пострадал, суеверные зашептались про чёрного кота из Б-25, что он Илюшу сглазил. И что четырнадцатый — тот же тринадцатый, ведь бомбардировщика с номером тринадцать в полку нет. Я ещё пошутил, а не американский ли шпиён был в костюме енота? Наши смеялись, кроме Шлычкова, Леншиновского штурмана.