Прожектор поймал самолёт вертикальным снопом.
Железная рыбка заплясала на леске удачливого рыбака.
От яркого света я на секунду зажмурился, но приказал себе не паниковать. Вспомнил, чему учили в авиационной школе.
Осторожно разлепил веки.
Невыносимое сияние заливало кабину.
«Смотреть только на штурвал, — подумал я, но на самом деле произнёс это вслух, — Только на штурвал, иначе ослепит!»
Я дал полный накал приборам. Мысленно рассчитал траекторию движения прожектора. И подчинился ему, не упорствуя, пошёл за светом.
— Вот так, миленький, вот так…
Холодные руки опустились мне на плечи сзади.
Я прикусил язык.
Кто-то стоял за моей спиной. Так близко, что я чувствовал затылком смрадное дыхание. И взгляд, сверлящий мой череп. Пахло болотом. Сырым мясом. Гнилыми яблоками.
Я продолжал сидеть, выпучив глаза, таращась на штурвал.
А оно — смерть или безумие — сжало пальцы, и даже сквозь меховой комбинезон я ощутил острые когти.
— Тебя нет, — прошептал я, — Не смей, тебя нет!
И швырнул самолёт влево, спиралью, вызволяя машину из светового плена, а себя — из лап кошмара.
Плечи освободились. Затхлая вонь сменилась запахом пороха.
В мир хлынули звуки.
Стрельба. Крики товарищей.
Луч шарил по небу, пытаясь вернуть добычу, а снизу по нам били эрликоны.
Я маневрировал между зенитными разрывами. Не думал ни о чём, кроме экипажа.
Самолёт тряхнуло. Хруст. Треск метала.
— Держу управление! — закричал не своим голосом.
— Держи, отец, держи родненький!
Мне казалось, что ИЛ развалится на куски, но я прибавил газ, рискуя.
Вышел из зоны обстрела.
И услышал слова Шлычкова:
— Немец на хвосте!
По обшивке забарабанил свинцовый дождь.
Кто-то хихикал во тьме за спиной, но гул фашистского самолёта заглушал смех.
Белые нити трассирующих выстрелов плелись вокруг ИЛа.
Я видел преследующий нас «юнкерс», кресты на борту. И сообразил, что, наконец, выкатилась из-за облаков луна. Сохраняя нейтралитет, она одинаково освещала путь мне и моему немецкому коллеге.
Самолёт вибрировал. Залаял волгинский пулемёт.
— Не достаю!
— Ничего, — монотонно бубнил Шлычков, — Главное не волноваться.
— Ну, зайди под него, отец, жуть, как хочется две тыщи рубликов получить!
Огненная трасса протянулась к нам, и я сделал отворот вправо, но не успел.
Чувствуя, что теряю управление, я до боли вцепился в штурвал. Машина заваливалась на бок, с кормы орал Волгин:
— Либо грудь в орденах, либо говно в штанах!
Мне удалось выровнять самолёт. Я описал полукруг. Волгин тщетно тыкался в немца длинной очередью. Вёрткий «юнкерс» вилял и яростно решетил нас.
— Сейчас немного потрясёт, — предупредил я.
Задрав машине нос, я на крутом вираже ушёл вверх.
Полторы тысячи метров.
Фриц догонял.
От перегрузки по-бабьи визжали шпангоуты.
Почти вертикально ИЛ прошёл облака.
Под напором воздуха меня вдавило с сидение.
Когти царапали спинку с другой стороны, но у меня не было времени на эти игры воображения.
Самолёт миновал облачность, и я перевёл его в горизонтальное положение.
С винтов скалывались и разбивались о кабину сосульки.
— Костя, ты видишь его? Ко…
Я осёкся.
Шлычков полу свесился с кресла, удерживаемый ремнями. Голова его безвольно раскачивалась. На лице застыло умиротворённое выражение.
— Костя…
Волгин бросился к штурману, потрогал пульс. Посмотрел на меня с тоской:
— Точно в сердце.
— Чёрт!
Я стукнул кулаком по панели. Принял решение:
— Удирать не будем.
Волгин потёр ладони, свирепо оскалился.
Я развернул машину. В тот же миг из облака вылетел «юнкерс».
На огромной скорости мы понеслись друг к другу. ИЛ сотрясали прямые попадания. Дуло крупнокалиберного пулемёта плевалось свинцом. Пот застилал мне глаза, но я не моргал.
Нос к носу.
Я надеялся, что не ошибся, и действительно вижу страх в расширенных глазах фашиста. Он что-то вопил мне, или своей команде. Или какому-нибудь кровожадному северному богу.
До лобового столкновения оставались секунды.
— Он мой! — воскликнул Волгин, ловя в перекрестие прицела немецкого аса и нажимая на гашетку, — Гуте нахт!
Застрочила стрелковая установка.
Пулемётная очередь проклевала «юнкерсу» «фонарь» и разнесла в клочья лицо пилота. Он задёргался, кровь обагрила стекло. Я нырнул под фюзеляж немца. Утративший возницу «юнкерс» прогудел над нами и спикировал вниз. Облако поглотило его.