— Рано радуешься, Тарас, — сказал я ликующему пулемётчику, — Попробуй установить связь. Мы горим.
Он коротко взглянул на левое крыло, изрыгающий пламя мотор. Заколдовал над ПУ.
Я переключил баки. Давление масла упало до нуля. Мотор фыркал в предсмертных муках.
— То же ржание и улюлюканье, — доложил Волгин.
Мы мчались вперёд. Кабина наполнилась гарью.
— Экипаж, покинуть машину.
Волгин кивнул, прикоснулся к запястью Шлычкова:
— Прощай, Костя. Будем живы, помянём.
Потом улыбнулся мне из-под усов:
— Свидимся на земле, батя.
Я проследил, как распускается белый одуванчик его парашюта.
Четырнадцатый кометой прошил облака. Пламя шелестело по обшивке, лизало хвост.
Пора. Я отстегнул ремни, снял маску и краги.
Встал, цепляясь за стены, борясь с креном.
Открыл «фонарь» и в последний раз посмотрел на Шлычкова.
Ахнул.
Костя медленно повернул ко мне голову. Приподнял руку.
Жив!
Я был готов ринуться к нему, но тут заметил чёрную лапку, похожую на обезьянью. Она окольцевала кисть моего товарища и управляла ею. Вторая лапа, впившись в волосы, шевелила головой мертвеца. Будто кукольник в обнимку с безвольной марионеткой.
Из-за белой скулы Шлычкова выплыла тёмная морда.
Нет, нет, я же понимаю: переутомление, бессонная ночь, смерть бойца, гарь…
Я хочу сказать, мне померещилось, что она там была.
Видение, галлюцинация.
Звериная ухмыляющаяся рожица, алый рот, кривые зубы. Раскосые глазки с насмешливыми красными зрачками.
Не спеши, командир, — шептали глазки, — Останься. Давай узнаем, каково это, превратиться в искорёженный, прожаренный, впаянный в металл труп. Ведь ты думал об этом, командир, летая не возможно не думать о падении. Стань одним целым с самолётом, потому, что это единственная достойная пилота смерть. А если трусишь, тогда возьми свой пистолет и вышиби себе мозги, командир, вот так, да…
ИЛ провалился в воздушную яму и, стукнувшись лбом о стену, я обнаружил, что держу в руке ТТ. Не просто держу, но направляю себе в грудь. Я с ужасом убрал оружие в кобуру.
Существо хихикало и кривлялось, а я подтянулся и, не оглядываясь, кинулся в люк.
Меня подхватило, увлекло в свободном падении. Я был уверен, что парашют не раскроется, что оно перегрызло стропы кривыми жёлтыми зубами.
Но парашют сработал.
Секунду спустя четырнадцатый взорвался, обдав меня жаром и разметав осколки.
Мне повезло. Я избежал плена. Встретил Волгина, живого и здорового. На двоих мы получили четыре тысячи рублей за сбитый «юнкерс», купили хлеба и водки. Помянули штурмана Костю Шлычкова.
Я совершил ещё четырнадцать боевых. Потом была победа, работа в мирное время. Семья, дети, всё, как у всех.
Я постарался стереть из памяти подробности юбилейного вылета. Некоторые подробности.
Но недавно мне попалась газета из тех, что специализируются на высосанных из пальца сенсациях. Пришельцы, болотные церкви, псы-оборотни, прочий бред. Меня заинтересовала фотография, изображающая американский бомбардировщик.
В статье под названием «Призраки поднебесья» говорилось о канзасском музее авиации. Среди военной техники, представленной под открытым небом, есть самолёт-ветеран Б-25, и якобы по ночам, сторожа слышат крики, доносящиеся из задраенных навсегда люков машины.
Отсутствовала очевидная версия: пьянство сторожей, зато была одна, меня взволновавшая.
Речь шла о легенде, популярной у американских лётчиков. Байка о существах, живущих в самолётах и выводящих из строя оборудования. Гремлины, вот как называли потусторонних диверсантов.
Я прожил на земле и над землёй девяносто семь лет и не верю ни в бога, ни в чёрта.
Но порой мне кажется, что я и есть самолёт, списанный, отвоевавший, вставший на вечный якорь. И в закупоренной кабине моей головы, никем не видимое прячется существо с красными горящими глазами. И иногда, по ночам, оно кричит, что я должен был остаться.
Совещание
Дмитрий Костюкевич
В окнах офисного центра горел свет. Четвёртый этаж, три стекляшки от пола до потолка. Роман смотрел на ночных менеджеров, выпуская дым в распахнутое окно лоджии. Менеджеры не двигались. Чёрные солдатики на чёрных креслах. Немое совещание.
Роман вернулся в зал, к юмористической передаче и пиву. На рекламе снова выскочил на перекур — процесс запущен: пиво, сигареты.
Менеджеры или кто там они продолжали рабочий день. Никогда так долго не засиживались, хотя Центр новый, да и Роман раньше не интересовался. Лицо луны — лицо Фредди Крюгера — висело над кубическим зданием. Роман сбросил пепел с высоты шестого этажа.