Но почему не двигаются?.. Словно и не шелохнулись с прошлого перекура. Или нет там никого?.. Не головы это, а подголовники кресел…
Романа охватил озноб. Он попытался списать это на пиво и осеннюю ночную прохладу. Не вышло. В офисе сидели люди, и они не двигались.
Люди?
Иди в зал и пей пиво, испуганно посоветовал внутренний голос. Роман подкурил вторую сигарету… Сейчас, вот сейчас они, хоть один, пошевелятся, и я пойду… и посмеюсь над холодным комком в желудке…
Чёрные силуэты неподвижно сидели в стеклянном ящике.
Роман вспомнил о бинокле. Бинокль лежал в антресоли. Он знал это точно — видел, когда искал удлинитель.
Он вернулся на лоджию и поднял окуляры бинокля на белые окна Центра.
Манекены на кожаных креслах смотрели на него в растрескавшиеся, покрытые плесенью монокли.
Приступ отзывчивости
Алексей Жарков
Мужик за дверью выбирается из своей квартиры, в его руках мусорное ведро и пара пивных бутылок. Шаркает шлёпанцами по бетону, гремит мусоропроводом.
— Спасите меня, — шепчет ему сосед, подлавливая на обратном пути, он бледен, помят, бурая свежая царапина на щеке теряется в недобритом подбородке.
Мужик останавливается: старая майка-алкоголичка, на огромном плече татуировка «Добрый».
— Моя собака, — продолжает сосед, — она держит меня в заложниках, сейчас спит, тише, не шумите, я не псих, это правда, помогите, — его губы то и дело слипаются, — она спит, но может проснуться. Помогите, умоляю, пожалуйста.
— Собака?! — сдвигает брови Добрый.
— Знаю, звучит дико, — сосед трясет головой, — только умоляю, не шумите, она проснётся и тогда всё пропало.
— Так позвони этим, э… блин, как их…
— Невозможно, она перегрызла провода.
— Э… ну… тогда это… от меня позвони.
— Нет, нельзя, тогда она его сожрёт, как Нину. У меня сын маленький, Василька, один годик. Можно только в магазин, разрешает ненадолго, — испуганный шепот соседа становится тише. — Пожалуйста, помогите, я всё рассчитал, я отвлеку, а вы его заберёте, так будет проще, я за него… вы же понимаете, главное он, это же ребёнок, а я сам как-нибудь. Так проще, когда за него спокоен… ну, вы понимаете, мало ли что…
Добрый обстоятельно сжимает губы и кивает.
— Пожалуйста, — продолжает сосед, — я её задержу, а вы идите в комнату, хватайте ребёнка и убегайте. Запритесь у себя, а там уже разберёмся.
Откуда-то из его квартиры доносится густой нечеловеческий храп.
— Умоляю! — сосед указывает на ближайшую дверь. — Сюда, он здесь.
— Ребёнок?
— Да, спит, — кивает сосед, открывая дверь шире.
Добрый ставит на пол ведро, заходит в квартиру, морщится от запаха псины, растерянно проходит в комнату, куда показывает сосед, приближается к детской кровати, наклоняется над высокими бортами и видит здоровенного рыжего пса. Собачьи глаза открываются и мерцают, наливаясь чернотой. Зверь утробно рычит, и, скалясь влажными рыжими клыками, бросается на шею, человек успевает поднять руку. Завязывается драка. Он отталкивает пса липкой от крови ладонью, пытается убежать, запутывается в шлёпанцах и падает. Мимо него по коридору пролетает сосед с ребёнком на руках — хлопает входной дверью, хрустит замком. Добрый оборачивается, перед его последним уцелевшим глазом размыкаются смертельные звериные челюсти, он втягивает носом их горячий гнилой смрад, коричневые зубы собаки, они больно сдавливают лицо, рвётся кожа, едкая слюна обжигает кровь, еще рывок… темнота.
Ничего сверх
Максим Кабир
Впервые доктор Дреянов увидел её в сентябре, не в метро, где обычно находил пациентов, а дома, поедая чипсы перед телевизором. На местном телеканале показывали репортаж про благоустройство города. Группе радостных жильцов вручали диплом за самую опрятную улицу. Она стояла слева в кадре, приятная блондинка с персидским котом на руках. Махала в камеру кошачьей лапкой.
В голове Дреянова щёлкнуло, и давний шрам зачесался под футболкой. С тех пор, как он вылечил пожилую супружескую пару, прошёл год, и ему не терпелось вновь взяться за инструменты.
Он выяснил, что блондинку зовут Яна Литкевич, тридцать шесть лет, живёт одна, работает начальником отдела кадров в престижной компании. Впрочем, особого значения это не имело. Главное, что она была больна и нуждалась в медицинском вмешательстве.
Операцию отложил на два месяца. Не хотел быть пойманным, ещё меньше хотел, чтобы блондинка судорогами испортила процесс. Консультировался на форумах с анестезиологами, подбирал медикаменты. Вечерами прогуливался мимо двухэтажного коттеджа Литкевич.