Охваченный ужасом, Артём понял, кто лежит на полу в луже слизи.
Молодой милиционер из «охранки». Опухоль что-то сделала с его заячьей губой…
Артёму показалось, что глаза милиционера шевельнулись. Он не смог этого вынести.
Бросился в тамбур, оттуда по лестнице наверх. В щелях между металлическими ступенями он различил большое круглое пятно.
«Снегирь» укатился в темноту.
Артём преодолел два пролёта, остановился, и его вырвало.
В конце коридора прокатился — то сморщиваясь, то расширяясь — другой «снегирь».
Артём бегом устремился в противоположную сторону. Этих созданий надо уничтожить; но — как? Он представлял, как «снегири» набираются смелости и расползаются по городу, пожирают прохожих, а разумная опухоль в подвале… что?.. выблёвывает переваренное «снегирями»? Как это работает — как грёбаный телепорт? В мозгу мелькали хаотичные образы. Покрытое шишками и язвами лицо дяди Серёжи. Разорванное пополам лицо молодого милиционера… Телепорт, который ещё не разобрался с параметрами передаваемых объектов… который размешивает по телу тлеющие очаги раковых клеток… который…
Но ведь так не бывает. Из военных лабораторий и чего-то в этом роде не сбегают чуждые этому миру существа. Не лакомятся аборигенами. Не воссоздают их копии.
Почему нет?
На этот вопрос у него не было ответа.
Вверх, вверх.
В затенении слева, за внедорожником, шевельнулась какая-то фигура. Выкатилась, стала приближаться. Раскрылась огромной зубастой пастью.
Артём привалился к колонне.
Закрыл глаза, воскрешая в памяти предпоследнюю прогулку с сыном. Маугли познакомился в парке с белобрысым мальчиком, а Артём ходит с папой мальчика следом — чужие, и в то же время не совсем незнакомые люди, скреплённые этим приступом дружбы их детей. Больше всего на свете ему нравилось смотреть, как сын играет с другими детьми, радуется, смеётся. Маленький акт волшебства, горячего сердца.
— Ну, давай…
«Снегирь» остановился.
— Передумал?
Он махнул рукой и пошёл к выходу.
На стройке суетились люди в военной форме. Многие были в противогазах. Один возился с матово-чёрным чемоданчиком, из которого тянулись разноцветные провода. Часть забора отсутствовала, Артём не нашёл пролёта с калиткой. В воздухе висел запах гари. У бытовок стоял странный грузовик с закрытым пирамидальным кузовом — тёмно-зелёный, угрюмый, с решётками на окнах; на жёлто-красном опознавательном знаке было замазано слово «ЛЮДИ».
Высокий человек в противогазе схватил Артёма за рукав и толкнул к грузовику. Но тот, что стоял у кабины, сутулый и горбоносый, был занят прибором, похожим на телевизор. Он выругался в балаклаву и постучал прибором по ребру ладони.
Остальные просто не обращали на Артёма внимания.
Он вывалился в распахнутые настежь ворота, едва не попал под колёса маленького чёрного танка, который почему-то направлял орудие на ТЭЦ, вжал голову в плечи, когда станция грянула испуганным гулом, и побежал.
Его не окрикнули, не попытались остановить. Артём испытал облегчение, что не надо никуда звонить, никого вызывать — военные уже на месте, разберутся.
Начался дождь. На парковке супермаркета скучали таксисты.
Уже в машине, на полпути к Маугли, ему внезапно стало страшно — он медленно опустил глаза и осмотрел себя, ожидая увидеть чёрно-красную строительную робу.
Джинсы, ветровка, мокрая от пота футболка. Он ощупал — для верности. Закрыл глаза и тяжело вздохнул. Затем опустил стекло, чтобы капли дождя падали на лицо.
Маугли бросился ему на шею. Волосы сына пахли яблоком.
— Оставайся здесь, я наготовила, — сказала Нелли, уже нарядная, с причёской.
Он согласился. Согласиться было легко.
Горела ТЭЦ — на другом конце города, в его воображении. Он видел это.
Несмотря на пережитый кошмар — или, скорее, благодаря пережитому кошмару — он чувствовал эйфорию. Жизнь чувствовал! Да, был и страх, липкий и комковатый, но Артём использовал этот сгусток как батарейку — стимулировал нервные окончания, реанимировал ощущение собственного «я». А ведь почти потерял, истёрся, обезличился…
Горела ТЭЦ. Это было не только видение, но и мысль. Мысль-заноза.
Что она значит?!
Он неожиданно понял. «Даже во сне горит». Комментарий в Интернете. Найти ту девушку или женщину, у которой бабушка была ведуньей… может, она…
«Глупость, какая глупость».
«Снегирь» не тронул его на подземной парковке, потому что на какое-то время пустота внутри него отступила, изгнанная воспоминаниями о сыне или уродливым азартом выживания — и «снегирю» это не понравилось. Они хотели другого. Они питались другим.