— Толтик есть?
— Да, — выдавил Коренев.
Девочка пробежала к комнате, пустующей со дня смерти Ларисы. Вдовец сохранил помещение в первозданном виде, и не выбрасывал ни швейную машинку, ни пылящиеся рулоны ситца и вафельной ткани.
Или выбрасывал?
Он пялился на убранство комнаты. Прощупал зрачками обои с принцессами, ряды разномастных кукол, детскую кровать и девичьи плакаты. Шумно сглотнул.
— А! — сказала Виктория из-за плеча, — Вы тут с Вандочкой играете.
— И с дедуской, — уточнила Ванда, роясь в кукольном домике.
Виктория хихикнула.
— Стало быть, внучка, — подытожил Коренев, — А… где она была вчера?
— Вчера?
— Да. Вчера вечером.
Виктория повернулась к дочери.
— Дедушка спрашивает, где ты была вчера вечером?
— Там, — пухлый пальчик указал на пол.
Виктория расшифровала:
— Дома была, где же ещё. Гуляла, так ведь?
— Да, — серьёзно кивнула Ванда, — с дедуской.
Коренев, стаскивая на ходу одежду, пошёл в спальню. Сгорбившийся, с едва волочащимися ногами, он выглядел старым, ужасно старым.
— Доченька, — окликнул он Викторию дребезжащим голосом, — Накапай-ка мне валерьянки.
— Я мигом, пап! — заторопилась невестка.
Он сидел в кресле, поглаживая одной рукой кошку Марту, а другой скобля зудящее запястье. Наблюдал рассеянно за слоняющимися по дому людьми. Сергей переговаривался с коллегами по телефону, Виктория стирала, Ванда возилась с куклами.
В какой-то момент кошку на его коленях заменил толстый фотоальбом.
— Я решил, что тебе захочется посмотреть, — потупившись, произнёс Сергей.
Пётр Иванович молча открыл альбом.
На первой фотографии он был запечатлён рядом с женой Таней, красивой женщиной, намного красивее Ларисы. Дальше были будни молодой семьи, родственники, друзья. Рыбалка и Новый Год, октябрьские праздники и рождение сына.
— Почему я всё это забыл? — прошелестели губы.
Слух, в отличие от памяти, был у него в порядке, и он расслышал за стеной:
— Мы должны ему сказать.
— Вика, он сейчас не в лучшей форме.
— Но он твой отец. Он обрадуется. Дядя Петя всегда мечтал о внуке.
Слеза упала на снимок покойной Тани, любимой женщины.
Они укладывали его спать втроём. Ванда принесла плюшевого медведя для холёсых снов. Сергей подбил подушку. Виктория нежно поцеловала в висок.
Он натянул одеяло до подбородка и смотрел на них смятённо.
— Я люблю тебя, пап, — сказал Сергей.
— Я люблю тебя, — сказала Ванда.
— Мы тебя любим, — сказала Виктория.
Коренев уснул раньше, чем выключился свет.
Ему снилась Танюша с новорождённым Серёжей в конвертике, букет лилий, фотография на ступеньках роддома.
Он проснулся ночью в процеженной лунным светом полутьме. Хотел поменять позу, но мышцы не подчинялись. Спина приросла к кровати, и взбунтовавшиеся конечности были чужими и холодными. С усилием он разлепил веки.
И увидел в десяти сантиметрах от своего лица широкую белую совершенно голую задницу Виктории.
И понял, что сам он голый и уязвимый.
«Какой чудной эротический сон», — подумалось отстранённо.
Женщина ползла на четвереньках вдоль его тела, пробираясь от головы к ногам. Она тёрлась о дряблую старческую кожу грудью и языком. Да, она облизывала его, в лунном свете парализованный Коренев различил влажный след, какой оставляет улитка… или крапива. Кожа, там, где прошлась Виктория, краснела и набухала.
Голосовые связки Петра Ивановича вступили в сговор с руками — он онемел.
Виктория переползла к коленям, и тут Коренев увидел сына, доселе скрытого женскими прелестями. Обнажённый Сергей устроился между его раскинутых тощих ляжек. С отёкшим, как у лунатика лицом и растрёпанными блестящими от лака волосами. Сергей вылизывал его гениталии. Яростно работал языком: лобок, пенис, яички, и вниз, к стариковским ягодицам. Слюна пенилась в складках плоти.
«Мне надо проснуться», — подумал Коренев, — «Иначе во сне я захлебнусь рвотными массами».
Виктория взяла его босую ступню и бережно, как младенца, поднесла к себе. Налитые груди с бледно-розовыми сосками раскачивались, когда она трапезничала, по очереди обсасывая его пальцы, обкусывая ногти и алчно глотая их. Наконец вся ступня оказалась у неё в пасти, и она заурчала от такого лакомства. Закатила глаза к потолку. Они были чёрными, её глаза, её зрачки и белки, чёрными и пульсирующими.