Утром Олег Клюй ушёл в школу (семья Клюев жила в трёх домах от Клуба юных моряков, и Олег часто срезал путь вдоль реки), а в одиннадцать часов над его телом уже сидел хмурый судмедэксперт.
Мальчика задушили.
Это попало в газеты, криминальную сводку.
Телеканал показал притоптанный пятачок земли слева от тропинки, которой Клюй ходил в школу; огрызок пирса был где-то рядом, возможно, за золотисто-коричневым хрупким частоколом рогоза. Что-то невнятно пробормотал в камеру краснолицый субъект, нашедший труп, рядом покачивался его собутыльник. Дали комментарий из Следственного комитета. Директор школы рассказала о семье убитого: контактная, ответственная (про то, что Клюй-старший приходил на собрания подшофе, директор умолчала), отметила, что Олег был очень общительным мальчиком и всегда откликался на просьбы классного руководителя. Директор сидела в своём кабинете в тёмно-зелёном платье, которое надевала в прошлом году на выпускной вечер, сложная причёска стоила половины месячного оклада.
Олег был единственным ребёнком в семье, его похоронили в пятницу.
О чём телевизор и газеты умолчали, так это о том, что мальчику отрезали уши и кусок щеки.
Но, разумеется, об этом вскоре шептался весь класс.
За два месяца в обычной школе Вадик успел возненавидеть всё, что любил до этого. Физику, которую учил в «Своих» с первого класса — не по учебникам, нет, на занятиях они спрашивали о всяких интересных вещах, водопроводных кранах, микроволновках, сообщающихся сосудах, гравитации, и учителя объясняли, как они работают. Историю, с которой шесть лет назад познакомился на примере рыцарей и принцесс. Химию. Математику… Абсолютно всё. Учёба перестала быть клёвой. У него не было выбора: шитьё или шахматы, русский или английский, театр или арт. В этом заключался ужасный перевёртыш: вместо доброго лица «старшего брата» у школы была морда Шимы, озлобленная и наглая. И всякая вера в себя сжималась и гасла, когда в коридоре тебя поджидала зубастая детоловка.
Вадик нёсся по узкой, горбатой улочке, мало что замечая на пути. Мимо деревянных заборов, за которыми теснились одноэтажные дома с занавешенными окнами и покосившимися телеантеннами. Мимо лая собак, шипения котов, калиток и канав, в которых лежали гнилые листья. Распахнутая куртка, сжатые кулаки, кривящийся рот.
— Суки… суки… суки… — отплёвывался Вадик.
Сердце сжималось от страха.
Впереди был железнодорожный переезд, за ним гаражи с автомастерскими, стоянка, кладбище… Вадик сглотнул густую слюну, лёгкие горели огнём. Мысль о кладбище парализовала мозг. Только не туда, не туда… но какой выбор? Свернуть на пути?
Его догоняли. Подкараулили у библиотеки и теперь догоняли.
Дома закончились. По рельсам громыхал состав: серые цистерны и бурые хопперы. Вадик заметался у переезда, кинулся направо и стал карабкаться по металлической тоннельной лестнице, едва не врезавшись головой в предохранительную дугу.
Он взлетел — нет, не в небо, как ему хотелось — на переходной мостик, притороченный к трубе отопления. Трубопровод переползал через колею огромной, изогнутой гусеницей.
Вадик обернулся и увидел, как шатается защитная оболочка лестницы.
— Попался, ушастый! — заглушая стук колёс, громыхнул снизу голос Шимы.
Вадик побежал по решётчатому полу, под ногами мелькнула последняя цистерна —
осталась только труба с застывшим жиром теплоизоляции. Ширина мостика уступала высоте перил. Вадик добежал до площадки обслуживания каких-то титанических вентилей и обречённо вцепился в ограждение: и правда, попался. Тупик. О лестнице напоминали нашлёпки сварки.
Клочковатую траву и площадку разделяло расстояние в две сломанные ноги. Вадик забился в угол, под металлическую рамку стенда, увешанного соплями засохшего клея и клочками бумаги.
По мостику шагали его мучители. Первым шёл Шима, за ним Араужо, последним плёлся Косарёв, под глазом которого чернел свежий синяк. Жалости к однокласснику Вадик не испытал.
Шима ступил на площадку, подождал Косарёва, взял его за бицепс и толкнул к Вадику.
— Устрой Рябине «собачий кайф».
— Иди ты… — процедил сквозь зубы Косарёв.
Шима только усмехнулся.
— Размяк, Косарь, да? Мало тебе одного прожектора.