Он подошел ближе, дотронулся до её плеча и осторожно потянул на себя. Мэри повернулась — лицо её было бледным, глаза блестели какой-то страшной, безжизненной пустотой. Кровь ударила в лицо Вильяма — он рванул с неё покрывало и отшатнулся, немея от того, что перед ним открылось. Стал пятиться, спотыкаясь, задыхаясь застрявшим в животе криком, зацепился ногой за ночной горшок и оказался на полу. Взгляд его коснулся потолка. Сверху на него смотрел Сапармат Харта. Его губы расползались в насмешливой улыбке, а в окровавленных маслянистых руках его… были куски Мэри.
Малайзия
Город Куала-Лумпур
Наши дни
Колёсики чемодана катились по неровному тротуару, отстукивая секунды до заветной кровати. Мимо Лёнчика проплывали, словно в тумане, тёмные, спящие улицы, лотки с накрытыми плёнкой фруктами, раздавленные пакетики от сока и окурки, разбросанные вдоль обочины. Позади устало брела Маша, везла их второй чемодан. Им обоим казалось, что дорога от автобусной остановки будет тянуться бесконечно, будто она плывет в какой-то непроглядной далёкой мгле за границами знакомого мира. Устало передвигая ноги, Лёнчик мысленно перебирал дела, которые отделяли его в этот момент от заветного сна, от мягкой кровати и свежего пышного одеяла, в которое можно было зарыться, как в берлогу. Что там впереди… проходная, привет-пока хозяину квартиры (его имя, какое-то необычное, снова вывалилось у него из памяти), затем вещи в комнату, душ… и всё. Всё — спать! Остальное пусть катится к черту. Лёнчик осторожно прислушался к животу, не хочется ли есть. Лучше бы не хотелось. Завтра будет новый день, новое утро, тёплое и светлое, и кристальная ясность в голове, и страсть к приключениям, которой он отдался. А сейчас — кровать, только кровать, и сон.
Они дошли до ворот многоэтажного жилого комплекса: две его высокие башни представлялись бастионами гигантского замка, окруженного неприступными стенами и рвом. На проходной охранники прощебетали что-то приветственное и улыбнулись во все зубы. Дальше небольшой и уютный садик, мрачный пустой бассейн, прохладный подъезд, лифт, этаж с длинным прямым коридором и утопленные в шершавые бетонные стены клетки с обувью.
Они нашли табличку с номером «317» и, согласно инструкциям хозяина, вынули из-под желтой левой сандалии ключ. Точнее три ключа в связке, в два часа ночи, они ждали их всё это время.
Выйдя из душа с полотенцем на голове, Лёнчик заметил Машин взгляд и обращенную к нему озорную улыбку. «И откуда у неё столько энергии, — с сожалением подумал он, — два дня, считай, не спали, и охота ей». Впрочем, дело было не в этом, что ему не хотелось того, на что намекал её взгляд, а в том, что во время их долгой пересадки в славном городе Стамбуле, он, кажется, простудил себе очень ответственное в мужских делах место. Теперь оно свербело и чесалось, словно там завелась ржавчина. Когда он рассказал об этом Маше, она немного расстроилась, и посоветовала ему пить больше воды и чаще ходить по нужде.
С утра и всё последующее время Лёнчик так и поступал: пил воду и таскался по разбросанным по городу забегаловкам с просьбами об удовлетворении своей малой, но болезненно нестерпимой нужды: то к китайцам зайдёт в лавку, то к индусам. Иногда он отставал от Маши, напрягая все свои силы, чтобы на ходу побороть резкие, но явно ложные позывы, и в такие моменты его походка приобретала странные очертания, словно ноги его росли в разные стороны. Всё это очень утомляло Лёнчика, и к вечеру он уже едва мог затащиться в комнату, и устало падал в кровать, как мешок старого цемента.
Прошло два дня.
— А тебе не кажется странным, — спросила Маша, — что мы до сих пор так и увидели Розу. Он нас боится, что ли?
— Как-то не задумывался, — ответил Лёнчик, продолжая ковыряться с неподатливой кожурой лангана.
— Мы здесь уже вторую неделю, странно.
— У них же Рамадан, может поэтому…
— А какая связь?
— Ну, — отозвался Лёнчик, — им надо есть до восхода и после заката, вот он и встаёт в пять, ложится, наверное, тоже поздно, на голодный желудок спится плохо.
— А днём? — Маша отрезала дольку папайи.
— Днём он работает, чего ему здесь делать? Вечером у них молитва, он же сказал, что это… ну, что он заморачивается всеми этими мусульманскими делами. Вот и нет его.
— Да, — пережёвывая папайю, согласилась Маша, — всё равно странно. Мне кажется, нам было бы интересно с ним пообщаться.
— О чем?
— Ну… может он сходить куда посоветует.
— Мы вроде и сами знаем.
— Так он всё же местный…
— У местных всё по-другому. Их, вон, концерты интересуют, ты же не пойдёшь на концерт какой-нибудь местной рок-звезды?