Ханту Райа — имя, которым назвал себя Роза. Лёнчик полез в Интернет смотреть что это такое, и, пока Маша принимала душ, а сам Роза таращился на неё через центральную шахту из окна кухни, Лёнчик вычитал следующее:
«Ханту Райа, дословный перевод — „великий призрак“ — самый опасный из всех малайских призраков. Обладает большой силой и способен принимать любую форму, может сделать своего хозяина богатым и причинить огромный вред его врагам, в том числе и убить. Кроме этого, способен вселяться в хозяина, чтобы заняться любовью с его женой. Сила призрака ограничена его постоянным жилищем, за пределами которого она быстро слабеет».
— Я готова, — сказала Маша из ванной.
— Минуту, — ответил Лёнчик, поднимаясь от ноутбука, — тоже схожу.
Под душем он пытался настроить себя на романтический лад, но в голову лезло совсем другое. Покоя не давало то, что какой-то непонятный малайский призрак, пусть и самый великий из местных, может овладеть супругой своего повелителя. «А кем он решит овладеть, — размышлял Лёнчик, — если у него не окажется никакого повелителя? Кого тогда он станет делать богатым, и каких таких врагов будет убивать? И вообще, каким образом он вообще способен проворачивать подобные вещи? Прямо чертов джинн из бутылки».
Капли воды скатывались по его лицу, от тела шел пар, окно вентиляционной шахты запотело. За ним, через шахту глубиной в семь этажей, готовил себе халяльную пищу великий призрак Ханту Райа. «Какой еще призрак? С чего это я взял, почему вдруг стал верить во все эти сказки? Да, этот кошмар выглядел реально, но разве не кажется он сейчас каким-нибудь дурацким наваждением? Маша ничего не помнит. Руки и ноги целы, всё нужное на месте. На всякий случай, надо быть осторожней эти два дня, — решил для себя Лёнчик, — держать ухо востро и поменьше лезть к этому Ханте, или как его там».
Он вышел из душа совершенно не в том приподнятом настроении, с которым его надеялась увидеть Маша. Несмотря на все её усилия, он снова разочаровал её своей вялостью и отсутствием желания, она отвернулась к окну и с грустью посмотрела на мерцавшие у горизонта башни Петронас.
Утром Маша начала капризничать. Долго валялась в постели, а затем потребовала сходить на рынок за фруктами. Лёнчик знал, чего она хочет, но не мог ничего поделать, у него снова разыгрался этот противный ржавый зуд. Кроме того, он слышал, как на кухне, несмотря на позднее для этого время, копошится с тарелками Роза. Возможно у него случилось какое-то окно в работе, или он просто опаздывал, но возился он долго, ходил, таскал какие-то пакеты, дёргал телевизор, и так часов до девяти.
Лёнчик тоже тянул с уходом, не желая оставлять Машу с ним наедине. А та всё валялась на кровати, выстреливая в него то одной своей смуглой ножкой, то другой. В иных обстоятельствах Лёнчик не упустил бы случай, и непременно воспользовался бы таким её шаловливым настроением.
— И проследи, чтобы кокос не выливали в пакетики, — уточнила Маша, — мне так не нравится. Мякоть тоже вкусная.
Он выбрался из комнаты только после того, как услышал стук решетки, за которой обувь привычно пряталась от коридорных воришек. Тогда он оделся и вышел. Внимательно осмотрел коридор, прошелся до самого конца вдоль других квартир, заглядывая в их запертые обувные клетки, пробежался взглядом по углам, проверил выход к пожарной лестнице. Удостоверившись, что Роза нигде не прячется, Лёнчик спустился вниз на лифте, постоял у подъезда, присматриваясь к людям у бассейна и в саду, миновал охрану на проходной у ворот и устремился к торговцам фруктами. Купил всего, как обычно, развесил пакеты по загнутым крючками пальцам и отправился в обратный путь.
На своём этаже он остановился у клетки и присмотрелся к замку. Уходя, он постарался запомнить его положение. Оно не изменилось, от сердца отлегло, но за дверью он услышал сопение и вздохи, по которым, словно лодочки по пенистым волнам, проносились страстные, и до ужаса знакомые стоны. Лёнчик прошел через гостиную, между черным диваном и телевизором от вентилятора у него в руках прошелестели пакеты, он сжал их крепче, приблизился к комнате и толкнул дверь. Увиденное там выходило за рамки возможного — под Машей на постели лежал он сам. Его тело, его голова, и его лицо, только не из зеркала, а как на фотографии, во всех подробностях и мелочах — цвет кожи, рост, глаза, пальцы, ногти, всё в точности — это был он, лично он — Лёнчик.