Хочешь ещё раз пройти через это, чтобы вернуться к пустой комнате, колонке и стыду? Тогда иди в главу 2.
Если желаешь зарыться головой в подушку и забыть, беги в главу 4.
— 2 —
Высокие окна смотрят на тебя, за ними пустота помещений. Ты видишь какой-то хлам, сваленный на бок сверлильный станок — через год на трудах ваш класс будет работать на таких же.
Милицейская сирена заставляет тебя застыть, прислушаться. Нет, бобик промчался мимо, куда-то к пожарному депо.
— Мусора, — скалится Гаря. Он хочет казаться крутым.
Втроём — ты, Гвоздь, Гаря и Димон — вы идёте к зданию. Ликвидаторы, штурмовики, возможно, рейнджеры.
— Чё прилип, Груша! — кричит Гвоздь, обернувшись. — Очко жим-жим?
Груша сидит на коньке забора, круглолицый, растерянный. Для него это уже подвиг — за новые варёнки мать спросит ремнём.
— Я не пойду, — тихо говорит он.
— Трус, — ставит клеймо Гвоздь и плюёт на сваленные кучей кирпичи, которые ещё не успели растащить дачники.
— Я на шухере, — пытается Груша.
— На мокрых штаниках ты! — Гвоздь оборачивается к тебе и другим пацанам. — Ну, разбирай оружие.
Димон и Гаря вооружаются длинными деревяшками с квадратным сечением и заострённым концом. Ты подбираешь увесистую арматурину. Металлические заусенцы колят ладони, но уж больно она внушительно выглядит. Ты решаешь проблему заусенцев, найдя пару промасленных перчаток. Гвоздь как всегда на высоте — выуживает из кирпичного боя нечто похожее на пожарный багор и теперь размахивает им, точно алебардой.
— В здании террористы! — говорит Гвоздь, ваш капитан. — А что мы делаем с грёбаными террористами, парни? Правильно — мочим. Ну-ка, устроим им!
Он подбегает к окну и садит в него багром. Квадрат стекла звонко лопается, осколки льются на бетон, в дребезжащей раме остаются несколько блестящих на солнце клыков.
— А, суки! — Ты бьёшь в соседнее окно, чтобы Гвоздь видел, чтобы мог оценить разрушительную силу твоего клинка. Парочка мелких осколков летит тебе в лицо.
Это прекрасно. «Нештяково», — как говорит Гаря. Ты видишь результат своей силы, ты — не струхнувший Груша.
Ты бьёшь ещё и ещё. Дождь из стекла. Глазницы уничтоженных окон. Конечно, внутри нет террористов, там — призраки, вурдалаки, вывернутые наизнанку демоны, и они уже напуганы до усрачки, скуля, заползают в глубокие щели, улепётывают в подвал.
— Ах вы ублюдки малолетние!
Это не твой крик. И не пацанов. Кричит какой-то старик.
Теперь ты испуган. Завод не совсем пуст. Сторож! Ты едва не бросаешь металлический прут на землю, ладони в перчатках взмокли.
— Димон, Гаря, отвлеките старого мудака, — командует Гвоздь. — Костик, за мной.
Ты ныряешь за Гвоздём в разбитое окно, рвёшь об осколок футболку. Гаря и Димон продолжают бить стёкла, отступают к углу здания. Старик ковыляет мимо, матерится, размахивает клюкой. Ты наблюдаешь за ним из-за колонны внутри цеха.
— Тут где-то должна быть сторожка этого пердуна, — шепчет Гвоздь, и ты киваешь.
А теперь возвращайся в свою комнату (3) и вспоминай, чем всё закончилось.
Если не хочешь, дуй в 4.
— 3 —
Сторожка нашлась быстро. Тесная комната со столом, двумя стульями и покосившимся шкафом. Единственное окно выходит на возвышающееся над забором здание городского архива.
Ты хорошо помнишь каждый предмет в этой убогой комнатушке. И старый чайник (недавно вскипевший), в который Гвоздь засунул перепачканную мазутом тряпицу. И плакат со Сталлоне к фильму «Изо всех сил», который Гвоздь раскроил финкой. И вазочку с вареньем, в которую ты высыпал пепельницу (сигарет, к вашему разочарованию, не нашлось). И подключённую к радио старенькую акустическую колонку, которую вы прихватили с собой, едва не попавшись в артритные руки обошедшего здание старика.
Вы переваливаетесь через забор со смехом, со свистом.
Стыд придёт позже.
— Заныкай у себя, Костян, — говорит Гвоздь, передавая колонку. — Твоей мамке всё равно, что ты домой тащишь. Как старик твой дёру дал — только со стаканом дружит.
Ты хочешь дать Гвоздю в глаз, но лишь киваешь. Ты ненавидишь себя за это. Ты ненавидишь себя за тряпку в чайнике, за пепел в варенье, за украденного у сторожа собеседника — жалкое, но родное эхо радиоволны.
Это совсем не круто (не нештяково) — так поступить со стариком. Бить стёкла — одно, но это… Ты представляешь, как старик, сгорбившись, сидит на ветхом стуле, как вместо чая и варенья довольствуется слезами досады и злости. Ты сам едва не плачешь.