Сворачивая в арку, он обернулся.
Фонарные столбы на территории стройки (фонари не горели, но угадывались на фоне подсвеченных строительных лесов) напоминали неподвижные чёрные пальцы, которые вылезли из земли и окаменели, чтобы вечно указывать в незнакомое небо. Ветер стих, район затаил дыхание — задыхался.
Артём зашёл в минимаркет на первом этаже соседского дома. Внутри было душно, едва уловимо пахло гнилыми овощами. Артём выбрал вишнёвый сок и шоколадное печенье. У стеллажей достал телефон. Экран треснул, но показывал. Хоть так.
— Привет, молодёжь!
У холодильников с пивом стоял мужчина в безрукавке на голое тело, лысый череп глянцево блестел. Мужчина протягивал руку.
— Здравствуйте, — сказал Артём; знакомые черты и фигура сложились в имя.
Дядя Серёжа — отец одного из старых дворовых товарищей. Правда, «дядей Серёжей» он был для Артёма лет двадцать назад. Артём не помнил (скорее всего, никогда и не знал) отчества мужчины, поэтому кивнул с почтительной полуулыбкой и пожал протянутую руку. Кисть и предплечье дяди Серёжи покрывали бледно-синие наколки.
— Какими судьбами? — спросил дядя Серёжа, не отпуская кисть Артёма.
— Квартиру здесь купил.
— О! В каком?
— В пятом.
— А я в третьем. И Димка мой в четвёртом.
— Знаю. Встретил недавно.
— Ну что, оценил прелести нового района? — Дядя Серёжа наконец отпустил руку Артёма и теперь стоял, глядя снизу вверх, широко расставив локти — не только потому, что прижимал к рёбрам пятилитровый бочонок пива. — Молодых много, семейных, новую жизнь начинают, спокойно, чинно. Не то что в нашем старом дворе, а? Нет этих краснолицых, старости этой маразматичной.
Артём кивнул.
К молодым дядю Серёжу отнести уже не получалось. К семейным тоже — Димка рассказал, что брак родителей рухнул, отец оставил квартиру маме и перебрался поближе к сыну. Начал новую жизнь, но не ту, о которой говорил. Облысел дядя Серёжа после химиотерапии (Димка, похоже, принадлежал к тому типу людей, которые, встретив мало-мальского знакомого, выкладывают всё как на духу).
— То-то, — одобрил дядя Серёжа. Лысый, пожелтевший, усохший «авторитет». — Хорошо тут. Парк, лес недалеко, речка. («Пыль, шум», — подумал Артём). Я места знаю за «железкой»… Сидишь, рыбачишь, дышишь — лепота. Если хочешь, как-нибудь вместе сходим.
«Рыбалка, — подумал Артём, — выбор двух поколений разведённых мужчин».
— Можно, — сказал он. — Как-нибудь.
Жалкое выйдет зрелище… Или наоборот — то, что доктор прописал?
— Мелочь мою случайно не видел? Чёрненький, мохнатенький. — Дядя Серёжа отмерил ладонью от пола не очень серьёзный для животного рост.
— Собаку? — на всякий случай уточнил Артём.
— Ага.
Артём покачал головой.
— Убежал утром. Труба затрубила — а Гиря как рванёт.
Артём подумал о ТЭЦ. Молчит, паскуда, выжидает.
— Ладно, пойду, — сказал он извиняющимся тоном.
— Бывай!
Артём двинулся к кассе.
— Номер мой у Димки возьмёшь! — крикнул дядя Серёжа.
— Добро!
Он расплатился и вышел, пропустив в дверях молодого милиционера (скорее всего из Департамента охраны, они тут постоянно мелькали, особенно в обед; нет вызовов — ковыряем в носу, так это виделось Артёму).
Объявление на подъездной двери сообщало, что с завтрашнего дня на неделю отключат горячую воду. Плановые работы. Ага, как же. Дошумелись, доспускали пар, идиоты. Он ткнул таблеткой в домофон, потянул за ручку, и тогда ТЭЦ нанесла ответный удар.
Шибанула по ушам, прибила рёвом.
Вот теперь Артём вздрогнул по-настоящему.
Небо проткнули огромным прутом, и дыра стала оглушительно всасывать воздух.
— Сука, — процедил он, ныряя в подъезд, и услышал в ушах эхо собственного голоса.
Сергей Давыдович осмотрелся по сторонам и достал из-за пазухи арматурные кусачки.
Ха, а ведь когда-то его звали Кусач. Глупое, но опасное прозвище. Раз уж на то пошло, оно ему нравилось до сих пор.
Сергей Давыдович по прозвищу Кусач просунул в щель массивные губки болтореза, сжал длинные рукоятки — вторичные рычаги умножили усилие — и перекусил дужку навесного замка. Прозвище надо оправдывать, хоть изредка. Раньше он пользовался зубами — не для того, чтобы справиться с замками, а чтобы объяснить нехорошим людям последствия их нехороших поступков. Один раз вырвал мясистый кусок из щеки, в другой — отхватил мочку. Уважения и понимания резко прибавлялось. Нехорошие люди перестали соваться во двор. Погоняло прижилось.