— Да за рулём же я.
Варин брат сидел во главе стола, туманная улыбка играла на тонких губах. Точно не он утром похоронил мать.
— За мамку мою! — воскликнул он с излишней лихостью, — земля тебе пухом, мамуль, корми зверей небесных.
— Корми от пуза, — вторила баба Оксана.
Зазвенели вилки, зачавкали беззубо старицы. Олег пил компот из сухофруктов и жевал мясной пирог. Перед глазами стояло сельское кладбище, кресты и надгробия. Аромат цветов, мёда. Обошлись без попов.
— Жарко, — пожаловалась Варя.
— Пекло, — отозвалась баба Оксана. — Мы еле дотянули, чтобы Маланью двадцать седьмого похоронить.
— Почему именно двадцать седьмого? — вклинился в беседу Олег.
— Так она же подарки боженьке передаст, умаслит его!
Варя покосилась умоляюще: не смейся. Она, очевидно, смущалась из-за того, что не плакала на похоронах, ни слезинки не проронила.
Яма под крестом… гроб опускают с помощью расшитых полотенец-рушников. Водитель УАЗика приносит мешки и вместе с могильщиками начинает ссыпать содержимое в яму. Сухари — поразился Олег. Куски чёрствого хлеба ровным слоем покрывают крышку гроба. Могила наполняется крошевом на треть.
— А это зачем? — спросил тогда Олег.
— Тоже традиция, — шепнула Варя, — чтоб не голодала душа.
Олег восхищён. Друзья не поверят: закапывание мертвеца хлебом…
На хлеб полетели комья земли.
Уминая пирог, Олег размышлял над всем, что успел увидеть в Рябиновке. Его не оставляла мысль: при таком навязчивом упоминании бога, местные являются типичными язычниками. И баба Оксана, и Варин брат, и дед, что монотонно жалуется на безработицу. Птицефабрику, дескать, продали масложировому комбинату, рабочих мест мало, зарплата мизерная.
Варя расспрашивала соседку: болела ли тётя?
— А кто не болеет? Болела, сердечная, а нынче на облачке с Христом…
Олег не заметил, как тётю Оксану сменил Коля. Он всё подливал сестре коньяк и шептал на ухо, а она мрачно слушала и кивала…
В пять Варя удалилась в дом. Через десять минут Олег забеспокоился, извинился и пошёл следом. Тенистые коридоры. Веющие сквозняком закоулки. И Варя спит в кровати своей тётушки.
— Притомилась с дороги? — Коля подкрался беззвучно, и Олег едва не ойкнул. В голосе Вариного брата ему мерещится сарказм. Словно он был единственный в Рябиновке, кто не понимал смысла очень смешной шутки.
— С коньяком перебрала, — Олег старался придать голосу обвинительные интонации. Он видел, как активно Коля потчевал сестру коричневым пойлом.
Обычно на вечеринках Варя ограничивалась парой коктейлей. А выпив больше нормы, что бывало всего дважды за год отношений, не засыпала, а бежала к унитазу.
Мысль о снотворном придёт позже.
— Пусть отдыхает, — Коля поманил на улицу. Внимание Олега привлек утыканный свечами подоконник.
— Это не спасёт, — тихо промолвил Варин брат.
От ударов грома вибрировал настил.
— Ты бросила меня с этой… — «с этой деревенщиной», едва не сказал он. — С этими людьми.
— Не понимаю, что случилось, — потупилась Варя.
— Ладно, — он замер на пороге горницы, прислушался.
— Что было потом?
— Мы ели. Все начали расходиться в шесть. И я хотел разбудить тебя и слинять.
— Почему не разбудил?
— Разбудил. Почти. Ты сказала, что готова уезжать. Помнишь?
Варя помотала головой. Из-за освещения её лицо было жёлтым, как у лежащей в гробу Маланьи.
— Я собирался подогнать автомобиль. Но там был твой брат…
В памяти зазвучал вкрадчивый голос:
— Ночевали бы.
Соседи уже рассосались, в вытянутом дворе остался только Коля. Но Олегу отчего-то казалось, что свидетелей здесь гораздо больше, что из-за деревьев или с самих деревьев за ним наблюдают…
— Я уже говорил, — уставший после суетливого дня, он не маскировал раздражение.
Сумерки сгущались, а с ними пришёл гром. Всё, как пророчила Варя.
— Хорошая она девочка, — сказал Коля, кивая на окна дома, вспыхивающие в такт с небосводом. — Повезло тебе.
Если бы не узкий разрез глаз и колючий взгляд, брат был бы точной копией Вари. Даром, что они двоюродные. Подбородок, скулы, нос…
— Я знаю.
— А про другого её жениха знаете? — в зрачках Коли затанцевали глумливые искры.
— Второго?
— Горобыный её себе забирает, вот как, — широкая улыбка обнажила тесный строй зубов, и Олегу стало не по себе. — Думаешь, сегодня поминки были? — Коля ухмыльнулся весело, — а это свадьба, друг. Варюшку мою на Горобыном повенчали.