– Да, думаю, что он даже больше, чем ты, сиди. Я скажу тебе: я не дрожал, когда стоял напротив него, но все же сердце у меня едва не остановилось. Ведь у меня осталась всего одна-единственная пуля.
– А где же другая пуля?
– Я послал ее в медведя на улице, едва увидел его. Он отбежал от сарая и направился к двери дома, за которой исчез. Я не попал в него. Однако вторая пуля наверняка угодила ему в грудь, ведь он стоял на задних лапах всего в двух шагах от меня. Так что, я мог точно прицелиться.
– Расскажи коротко, как все произошло.
– Что ж, я побежал сразу к сараю, ведь я узнал ружье Оско по звуку и догадался, что медведь решил пролезть к лошадям. Еще не добежав до сарая, я услышал с той стороны крик, но он меня не заинтересовал. Подбежав к сараю, я увидел, что две доски выломаны, и узнал от Оско и Омара, что это сделал медведь. Тогда я помчался за ним. Кто-то темный лежал на земле, а какая-то большая фигура склонилась над ним. Должно быть, это был зверь. Я остановился, прицелился и выстрелил. Медведь засеменил прочь, прямо к двери, а я прыгнул за ним. Он вошел в дом; я последовал за ним. Когда я подбежал к открытой двери, я увидел внутри комнаты медведя. Он обнюхивал постель Мубарека.
– Он ничего ему не сделал?
– Я вообще не видел старика – тот исчез. Я видел лишь медведя; он смотрел на меня. Потом он мигом повернулся, пошел в мою сторону, выпрямился. От ужаса я забыл в него выстрелить, ведь его исполинские размеры так поразили меня, что перехватило дух. Кто-то крикнул мне, умоляя стрелять. Где находился тот человек, я не видел; я лишь слышал его слова, но они вновь привели меня в чувство. Когда медведь протянул ко мне лапы, я всадил в него пулю, но схлопотал от него такой удар, что вылетел из дома и рухнул наземь. Лишь только я вскочил на ноги, он уже стоял передо мной. У меня не было больше ни одной пули; о ноже я не подумал. Я хотел отбиться прикладом, но тут подоспел ты.
– Пожалуй, что вовремя!
– Да, ведь я уверен, что разломал бы ружье о череп медведя. Тогда бы он меня разорвал. О, сиди, я обязан тебе жизнью!
Он схватил мою руку и прижал ее к своей груди.
– Пусть все будет хорошо. Если бы ты поступил, как уговаривались, наши роли поменялись бы.
– Да, но я сильно сомневаюсь, что сумел бы сразить такого громадного зверя ножом. Ты уже убивал раньше медведей, серых медведей, которые еще крупнее и опаснее, чем этот; я же нет. Этот хищник впрямь больше, чем лев.
– Он весит больше, это да. Тело, лежащее позади, видимо, тело старого Мубарека. Вероятно, он мертв. Новый приступ лихорадки выгнал его из дома. Но меня удивляет, что он так быстро свалился с ног.
– Над ним стоял медведь. Может, он его и убил?
– Возможно. Сперва взглянем на остальных.
Мы вошли в комнату. Свет, освещавший ее, падал откуда-то сверху. Когда я поднял голову, то увидел конакджи и обоих хозяев дома, сидевших на настиле из жердей. В руках у них были горящие лучины.
– Ты тоже сюда пришел, господин? – спросил первый. – Где медведь?
– Он лежит перед дверью.
– Аллах, Аллах!
Они спустились по бревну, тяжело отдышались, и хозяин спросил:
– Ты видишь, что мы вовсе не были в безопасности! Он вломился внутрь. Какое чудовище! Он был величиной с быка.
– У вас же наверху было оружие. Почему вы не выстрелили в него?
– Мы же не глупцы! Выстрелами мы обратили бы на себя внимание, и тогда медведь вскарабкался бы к нам. Медведь ведь лучше лазит по деревьям, чем человек. Разве ты этого не знаешь?
– Знаю. Значит, сами вы не стреляли, а моего хаджи просили выстрелить?
– Конечно! Он же хотел сразить зверя; мы на такой отчаянный поступок не решились бы, и, – добавил он с хитрой миной, – когда он нападал на медведя, то не думал о нас!
– Очень умно, но и очень трусливо с вашей стороны! Где Мубарек?
– Во дворе. Его замучила лихорадка, и он выбежал на улицу. Если бы старик не открыл дверь, то медведь не сумел бы пробраться к нам. Где же этот безрассудный старик?
– Он лежит во дворе; он мертв. Мы хотим снова разжечь костер.
Они последовали за нами, но не осмеливались подойти к зверю. Сперва они хотели при свете костра убедиться, впрямь ли медведь мертв. Халеф пошел звать Омара и Оско.
Эти двое тоже едва могли подобрать слова, чтобы выразить все свое изумление размерами зверя. От морды до корня хвоста Топтыгина было ровно два метра. Он весил наверняка четыре центнера. Подтащить его к костру удалось лишь втроем.
Тем временем я взял горящую палку и подошел к Мубареку. Халеф последовал за мной. Старик умер не от своей раны, хотя жить ему и так оставалось недолго. Его голова была запрокинута, а грудь представляла собой месиво из мяса, крови и сломанных ребер. Медведь проломил ему затылок, а потом растерзал грудь; лишь выстрел Халефа вспугнул его.
Не говоря ни слова, мы вернулись к костру. Там Халеф сообщил, что мы увидели, и рассказал, каким образом был убит медведь.
Ввиду огромных размеров медведя даже Оско и Омар с трудом верили, что я отважился напасть на него с одним ножом. У остальных корысть взяла верх даже над изумлением. Юнак ощупал медведя и сказал:
– Уж очень он жирный, а сколько в нем мяса! За шкуру тоже можно получить круглую сумму. Эфенди, кому принадлежит зверь?
– Тому, кто убил его.
– Вот как! Я так не думаю.
– А как же ты думаешь?
– Он принадлежит мне, потому что убит на моей земле.
– Но я полагаю, что вся эта местность принадлежит падишаху. Если ты докажешь, что купил у него здешние земли, то я поверю, что ты их хозяин. Однако тогда тебе надо доказать, что ты обладаешь правами на всю дичь и всех хищных животных, которых подстрелили на твоей земле. Кстати, когда пришел медведь, ты спрятался от него; вот оно, верное доказательство того, что ты вовсе не хотел его заполучить. Мы же добыли его, и значит, он наш.
– Господин, ты ошибаешься. Медведь принадлежит не тебе, а…
– Моему хаджи Халефу, – прервал я его. – Если ты хочешь это сказать, ты прав. У тебя же нет ни малейшей причины на что-то претендовать. Я заплатил тебе даже за приманку. Если бы по доброте душевной мы подарили тебе часть мяса, тебе следовало бы нас хорошенько за это отблагодарить.
– Как? – спросил Халеф. – Медведь принадлежит мне? Нет, сиди, он не мой, а твой. Ведь это ты прикончил его.
– Я нанес ему лишь смертельный удар. Он бы умер и без моего ножа, только не так быстро. Посмотри-ка! Рядом с обеими колотыми ранами есть отверстие, которое пробуравила твоя пуля. Она прошла возле сердца и была смертельной. Поэтому зверь твой.
– О эфенди, хозяин этого трофея давно был бы мертв, если бы ты не подоспел вовремя, чтобы спасти его! Ты решил сделать ему подарок, который он не может принять.
– Ладно, поступим тогда по старинному охотничьему праву. Ты подстрелил зверя, значит, тебе принадлежит его шкура. Я заколол его, тогда мне достается мясо. Лапы и окорок возьмем себе; остальное пусть получит Юнак, чтобы он не мог сетовать, будто мы не учли его право собственности.
– Правда ли это, господин? Мне достанется шкура? Это же лучшее, что есть у медведя. Как изумится Ханне, любимейшая среди жен, когда я прибуду к ней и покажу этот трофей! А мой сынишка, названный в честь тебя и меня – Кара бен Немси Халеф, – будет спать на этой шкуре и станет великим и знаменитым воином, ибо к мальчику перейдет сила зверя. Да, да, шкуру я возьму. Кто ее снимет?
– Я. Нам нужны мозг, печень и древесная зола, чтобы натереть шкуру, иначе она утратит гибкость и начнет гнить. Твоя лошадь понесет двойной груз.
С моим решением все согласились. Торговец углем принес старое деревянное корыто, в котором собирались солить медвежатину, прежде чем коптить ее. Это корыто было хозяину к лицу. Кто знает, чего там только не было! Его никогда не чистили. Приступая к работе, я спросил Юнака, что делать с Мубареком.
– Надо его похоронить, – ответил он. – Вы, пожалуй, мне поможете. Ведь хоронить надо этой ночью.
– Рыть могилу – не наша задача. Мы с ним вовсе не были так дружны, чтобы эта работа пришлась нам по душе. Есть у тебя инструменты?