Дело было не только в нескольких пиастрах; эти люди покушались на нашу жизнь. Было бы безумием и глупостью платить еще за те удобства, которыми мы здесь пользовались, ведь мы не пользовались здесь ничем, а значит и платить было нечего.
Глава 3
В ЧЕРТОВОМ УЩЕЛЬЕ
Стояло чудное, прекрасное осеннее утро, свежее и благоуханное, когда мы покидали арену нашей ночной авантюры – арену, на которой такой ужасный конец обрел старый Мубарек. Сперва мы ехали среди пологих холмов; можно было подумать, что мы находимся где-то в Тюрингском лесу. Однако над этими холмами высились крутые, громадные скалы, мрачные словно злые исполины, а через час уже казалось, что мы пробираемся среди ущелий Пиренеев.
Горизонта не было видно. Нас окружал темный лес; он выглядел как настоящая чащоба и каким же он казался диким!
Есть несколько разновидностей леса. Нетронутый лес тропиков; густой, пахнущий болотами лес Литвы; величественный, редкий лес американского Запада; естественные леса Техаса, вытянутые в струнку и скорее напоминающие парки, прихотливо возделанные садовниками. Лес в Шар-Даге не был похож ни на один из них. Невольно вспоминались исчезнувшие цивилизации, на которые смерть теперь бросала лесную тень.
Примерно часа через три дорога круто пошла вниз; мы пересекли широкую, поперечную долину, дальний край которой отвесно вздымался вверх.
Это была настоящая стена из скал, в течение нескольких часов непрерывно тянувшаяся с севера на юг. В расселинах и на уступах скал пустили корни громадные сосны и ели, а наверху, на остром выступе этой стены, тянулся темный бор.
Долина поросла пышной травой, поэтому я предложил остановиться здесь и хотя бы четверть часа отдохнуть, чтобы лошади могли немного побродить среди этой зелени.
Наш проводник мигом согласился и спрыгнул с лошади. Ведь пока мы отдыхали здесь, Юнак все дальше уходил от нас. Однако проводник не подозревал, что я покинул седло скорее ради Юнака, чем из-за травы.
Поблизости протекала довольно широкая речушка. По берегу ее лишь кое-где виднелся редкий кустарник. Еще когда мы миновали деревья, росшие по краю долины, и выезжали на простор, я заметил, что всю долину пересекает чей-то след. Он начинался там, где мы находились, и вел к берегу.
Этот след, несомненно, оставил Юнак. Значит, он считал нас такими глупцами, что мы не заподозрим ничего, встретив его след.
Со вчерашнего дня вода в речке поднялась. Ее русло скорее напоминало котловину с плоскими берегами. Трава была мягкой, и я предположил, что хотя бы у воды встретится четкий отпечаток ног.
Конакджи вообще не заметил этот след. Он уселся, достал свой старый, вонючий чубук, набил его и поджег табак. Но что это был за табак! По запаху он напоминал смесь картофельных и огуречных очисток, а также стриженых ногтей. Представьте себе человека, который боится простыть, умываясь, и проводит всю ночь в прокуренной лачуге Юнака и на зачумленном смертном одре Мубарека; немудрено, что я не стал садиться рядом.
– Халеф, – спросил я так громко, чтобы конакджи слышал это, – что за полоса тянется по траве?
– Это след, сиди, – ответил малыш, гордясь, что может похвалиться знаниями, полученными от меня.
– Кто его оставил, животное или человек?
– Мне нужно хорошенько его рассмотреть, чтобы определить это.
Он пошел, пристально пригляделся, сделал несколько шагов вдоль следа и, покачав головой, сказал:
– Эфенди, может быть, это человек, а может, и зверь.
– Вот как! Чтобы узнать это, вообще не надо присматриваться. Конечно, это был человек или зверь. Или ты думаешь, что здесь прохаживался дворец константинопольского султана?
– Ты надо мной издеваешься? Я готов спорить, что нельзя понять, кто здесь был. Сам подойди-ка сюда!
– Чтобы это понять, мне вообще не нужно туда подходить. Здесь прошел босой человек.
– Как ты это докажешь?
– Очень легко. Разве этот след может оставить какой-нибудь четвероногий зверь?
– Разумеется, нет.
– Значит, это человек или двуногое животное, то есть птица. Большая это птица была или маленькая?
– Большая, конечно.
– Какая это птица могла быть?
– Конечно, аист.
– Правильно! Но аист расхаживает медленно и осторожно. Он высоко поднимает одну ногу за другой и важно выступает. Легко можно различить, как он делал отдельные шаги. А здесь разве так?
– Нет. Тот, кто здесь шел, не переступал с ноги на ногу; нет, он прочертил непрерывные следы на траве.
– Совершенно верно. След состоит не из отдельных отпечатков, а из сплошной двойной линии. У аиста ноги толщиной с палец, не больше; эти же линии шире человеческой руки. Ну разве мог здесь пройти аист, самая крупная здешняя птица?
– Нет, сиди, это, конечно, был человек.
– Ладно дальше! Ты сам говоришь, что отпечатков ног не видно. Чем старше след, тем суше трава, по которой прошли. Здесь же пока ни одна травинка не завяла. Что отсюда следует?
– Что след совсем свежий.
– Верно. Значит, отпечатки ног должны быть видны. В чем же дело? Почему мы их не видим?
– К сожалению, не могу сказать.
– Что ж, это зависит от того, быстро ли шел человек, а еще от того, был ли он обут. Этот человек торопился и наступал все больше на пальцы, чем на пятку. У сапог и башмаков подошва твердая; они оставляют четкий след. Тут след плохо виден; значит, человек шел босиком. Теперь ты это понимаешь?
– Раз ты все так объяснил, я признаю твою правоту.
– Конечно, я прав. Кто бы мог быть этот торопыга, разгуливающий босиком? Конакджи, в этом лесу кто-нибудь живет?
– Нет, тут ни один человек не живет, – ответил он.
– Тогда я думаю, что Юнак пошел совсем не в ту сторону. Он по рассеянности отправился не в Глоговик, а к Чертовой скале.
– Господин, что ты выдумал! Он вообще не может заплутать.
– Что ж, тогда он сделал это с умыслом. Он подумал, что может купить соль в другом месте.
– Да нет же. Если бы вы не спали, вы увидели бы, как он уходил.
– Что ж, хаджи Халеф Омар сказал мне, что ночью из дома вышел человек и скрылся за домом. Вот только, в каком направлении он отправился, Халеф не мог различить.
– Это, конечно, был Юнак, ведь он вышел затемно, чтобы вернуться домой не слишком поздно.
– Тогда в темноте он заблудился и пошел не налево, а направо. Быть может, он сделал это с умыслом, а поскольку по следу я вижу, что он спешил, то он, пожалуй, намеревался поскорее доложить о нашем прибытии углежогу.
– Странные же у тебя мысли, эфенди, – сказал проводник, весьма смутившись. – Какое дело Юнаку до того, что мы хотим отдохнуть у углежога?
– Конечно, я тоже не понимаю этого.
– Тогда признайся, что этого быть не может.
– Наоборот, я утверждаю, что это был он. Я даже тебе это докажу.
– Это невозможно. Неужели по следам это видно?
– Да.
– Следы и впрямь могут сказать тебе, что здесь прошел человек! К своему изумлению, я убедился в этом, но ведь они не скажут, кем был этот человек.
– Они скажут мне это очень ясно. Поднимись-ка и подойди сюда.
Я направился к берегу речки, а остальные последовали за мной. Возле того места, где человек зашел в воду, он медленно и осторожно ощупал ее ногами. У берега дно речки было мягким; там не виднелось ни камней, ни песка – тем отчетливее в прозрачной воде, на глубине полутора футов, виднелись следы ног.
– Смотри сюда, конакджи! – сказал я. – Ты замечаешь эти отпечатки ног под водой?
– Да, эфенди. И я вижу, что ты был прав: человек шел босиком.
– Сравни-ка следы обеих ног. Не находишь никакой разницы?
– Нет.
– Ладно, к счастью, отпечатки пальцев здесь четко сохранились. Сравни-ка еще раз! Пересчитай их!
Он наклонился, но, пожалуй, не для того, чтобы посчитать их, а стараясь скрыть свое лицо. Он заметно растерялся.
– Что я вижу! – воскликнул хаджи. – У этого человека на левой ноге всего четыре пальца! Сиди, это был Юнак и никто иной.
Проводник справился со своей растерянностью и снова поднялся, промолвив: