– Пока еще нет, но он непременно попадет к нам. Он живет в конаке под Руговой и, похоже, кого-то ждет там, а тот никак не приезжает. Он прибыл сюда и нанял лошадей и слуг; при нем даже есть драгоман[17], которому он платит по тридцать пиастров в день и оплачивает все его надобности. Выглядит этот человек забавно. Он очень длинный и тощий; его глаза укрыты за двумя голубыми окошками; рот напоминает пасть акулы, а нос кажется смешнее любых описаний. Нос этот бесконечно длинен и напоминает огурец, а с недавних пор его украшает еще и «алеппская шишка». Живет он, как султан; никто не умеет приготовить кушанья, чтобы угодить его вкусу. Стоит ему открыть кошелек, как оттуда сверкают золотые монеты; однако одевается он, как скоморох на лубочных картинках. Он носит серый костюм; на голове у него серая шляпа, которая столь же высока, как и минарет Омейядов[18] в Дамаске.
Когда я услышал это, лицо мое исказилось, словно меня ударили. Это описание точь-в-точь совпадало с обликом моего английского друга Дэвида Линдсея, с которым я недавно простился в Константинополе и который напоследок сказал мне, что через несколько месяцев окажется в старой, доброй Англии.
Все совпадало в точности – костюм, богатство, голубые очки, широкий рот, огромный нос… Это он! Я тут же стал размышлять, мог ли он находиться сейчас в стране штиптаров, в Ругове. Да, это могло быть, если вслед за мной он покинул Стамбул на корабле и высадился в Алессио или Скутари.
– Как бы он ни был смешон, это жирная добыча, – продолжил говоривший, – быть может, он самый богатый из всех, кто когда-либо попадал нам в руки. Его схватят сегодня вечером и бросят в сторожевую башню. Тотчас после моего возвращения мы доставим его окольным путем сюда, к тебе. Так что, подготовься к его прибытию.
– Хорошо! – буркнул углежог. – Значит, сегодня вечером его схватят. Если сегодня ты отправишься в путь, то завтра поутру будешь в Ругове, ведь дорогу ты знаешь. Сторожевая башня стоит на отшибе, поэтому, взяв англичанина, вы можете пуститься в путь тотчас – даже днем, не боясь, что вас кто-то увидит; так что уже вечером вы попадете ко мне. А… можно ли объясняться с этим человеком?
– Увы, нет! Вот именно поэтому он держал при себе переводчика.
– Это очень неприятно. Как же я не люблю заниматься такими делами, но Жута надо слушаться. Если англичанин не понимает нашего языка, то мне с ним немало мороки будет. Надеюсь, что Жут учтет это, назначая плату, которую я получу.
– Ты будешь доволен. Ты ведь знаешь, что наш атаман и повелитель никогда не скупится, если надо кого-то наградить. Так что, дело улажено. Завтра вечером я уж точно буду здесь и прихвачу с собой не только англичанина, но еще и переводчика. Схватить его тоже не составит труда, а тебе зато легче будет обращаться с пленником.
– Как звать этого чужеземца? Какое у него имя?
– Кто он такой, не знаю. Есть у него титул – «cap» или «сер». Зовут его тоже иностранным словом, которое я никогда не слышал и не понимаю. Оно произносится: «Лин-сей». Запомни его!
Теперь сомневаться в личности англичанина было уже нельзя. В самом деле речь шла о моем старом, добром, хотя и эксцентричном знакомом Дэвиде Линдсее. Под титулом имелось в виду английское слово «сэр».
По какой же причине англичанин оказался в Ругове? Что побудило его покинуть Константинополь и в такой спешке отправиться в Западную Албанию? Я не мог ничего понять. После короткой паузы незнакомец продолжил:
– Судя по тому, что я от тебя слышал, на этого немца давно уже должны были напасть. Тревожно мне как-то, что аладжи и их спутников все еще нет здесь.
– Может, немец позже отправился в путь. Когда Юнак ушел из дома, чужаки еще спали. В последние дни им много чего довелось пережить; неудивительно, что они очень устали. Кроме того, конакджи поручили ехать не слишком быстро. Понятно, почему они пока еще не прибыли.
– Но мне их опоздание доставит немало хлопот. По мне, лучше всего было бы поехать к Чертовой скале и посмотреть, как там идут дела.
– Тебя нельзя; ты можешь все испортить. Прибудешь туда как раз в ту минуту, когда там окажутся чужаки. Быть может, при твоем появлении они заподозрят что-то неладное. Нет, останься здесь! Время у нас пока есть. Главное, чтобы наша затея удалась.
– Хорошо, потерплю. Покажи мне пока пещеру.
Оба поднялись со скамьи. Поскольку я предположил, что потайной вход в пещеру как-то связан с костром, возле которого я прятался, то я почел делом разумным, как можно быстрее удалиться. Итак, я тихо отполз к тропе, а потом поспешил туда, где среди кустов прятались мои спутники.
Прибыв туда, я сразу увидел, что Оско исчез; я не успел еще справиться о нем, как Халеф сообщил мне:
– Черногорец уехал, но скоро вернется.
– Где он?
– Не знаю. Едва ты скрылся, как он сказал: «Мне надо уехать, но через полчаса я снова буду здесь». Не успели мы ответить ему или даже удержать его, как он уже сел на лошадь и поскакал.
– Куда? В том направлении, откуда мы прибыли?
– Да, сиди!
– Тогда мне понятно, почему он вернулся. Он ведь хотел отомстить Баруду эль-Амасату, похитившему его дочь. До сих пор ему так и не удалось всадить в него пулю, хотя мы не раз оказывались рядом с нашими врагами. Когда мы связывали пленников на скале, он снова не сумел свершить свою месть. Он боялся, что я помешаю ему. Тогда он поехал с нами, но, улучив удобную минуту, вернулся, чтобы исполнить свой замысел. Меня не было четверть часа. За это время он доехал до Чертовой скалы, а значит, я уже не успею спасти Баруда. И все же я попытаюсь. Моя лошадь быстра. Через пять минут я буду там. Спрячьтесь здесь, пока я не вернусь.
Я вскочил в седло и поехал назад. Для Ри достаточно было словечка «kawaym!» («быстро!»). Едва я произнес его, как конь полетел вперед. Всего за минуту я достиг ущелья. Мой вороной мчался среди теснившихся скал, словно пуля, пущенная из ружья. Еще минута и еще… Через три минуты я увидел труп Манаха эль-Барши. Вороной мигом перелетел через него; вот и поворот… В это время сверху донесся ужасный крик. Я вздрогнул; конь прянул к скале и встал на дыбы – если бы я не наклонился вперед, то тотчас бы опрокинулся. Повернув коня, я посмотрел вверх.
От увиденного мной едва не застыла кровь в жилах. На самом краю скалы – там, откуда рухнул Манах эль-Барша, – боролись двое мужчин: Оско и Баруд эль-Амасат. У последнего руки и ноги теперь были свободны. Оба противника крепко вцепились друг в друга. Каждый стремился отскочить от края скалы и сбросить своего врага вниз.
Я не двигался с места. Даже если бы я спешил изо всех сил, то все равно опоздал бы. Их поединок окончится, пока я буду лезть на скалу. Один из них – а может быть оба – разобьется о скалы!
Самоуправство Оско не нравилось мне. Я не намерен был обрекать Баруда эль-Амасата на смерть, но жизнь Оско была мне все же дороже. Обоим грозила одна и та же опасность; силы и ловкости у одного было столько же, сколько у другого. Неужели оба погибнут? Нет! Один из них наверняка обречен, но только бы им не оказался Оско. Я спрыгнул с седла и взял наизготовку ружье. Баруд эль-Амасат получит пулю. Конечно, стрелять было опасно. Оба так плотно сплелись, что я мог решиться на выстрел лишь потому, что хорошо знал ружье и полагался на свое хладнокровие.
Я долго целился. Пуля должна попасть Баруду в голову. Оба противники заметили, что я собираюсь сделать. Баруд изо всех сил пытался уклониться от пули; Оско боялся, что я попаду в него, и кричал:
– Сиди, не стреляй! Я сброшу его вниз. Подожди!
Я увидел, что он убрал руки от своего противника. Тот сделал то же самое и отступил в сторону, чтобы перевести дыхание. В сторону шагнул и Оско; теперь Баруд оказался между ним и пропастью. Оско занес кулак, словно готовясь ударить противника в голову, но это была уловка. Когда Баруд поднял руки, чтобы парировать удар, Оско мигом пригнулся и ударил его кулаком в живот. В то же мгновение он бросился наземь, чтобы противник не успел схватить его и увлечь за собой.