В это время раздался пронзительный крик. Жут поднял на дыбы лошадь; она совершила огромный прыжок и перемахнула через одну из тех расщелин, о которых говорил мне проводник. Через несколько секунд ее перелетел и Ри; пропасть была шириной, самое большее, в четыре локтя.
Жут снова оглянулся. Я еще больше приблизился к нему. Он наставил на меня ружье. Неужели он и впрямь умеет, как бедуины, стрелять, обернувшись в седле? Я не мог ждать, пока он выстрелит. Мигом я нажал на курки «медвежебоя»; один за другим грянули два выстрела. Я не целился в Жута; я хотел лишь испугать его лошадь и добился своего. Английский скакун прянул в сторону, а потом, дергаясь какими-то рывками, снова устремился вперед. Жут нажал на курок, но выстрелил вхолостую – не попал в меня.
Я перекинул ремень карабина через плечо и намотал лассо на локоть и предплечье, свивая петлю. Я спешил, потому что впереди уже показалась темная полоска леса. Если бы Жут добрался туда, он был бы спасен.
Мне пришлось применить «секрет». Я положил руку между ушей вороного и крикнул его имя: «Ри»! На какой-то миг конь завис в воздухе, потом громко заржал и… даже не описать, как стремительно он помчался. Любой другой всадник непременно закрыл бы глаза, чтобы не выпасть из седла, но я привык к моему скакуну.
Жут был впереди меня метров на шестьдесят; вот уже осталось пятьдесят, сорок, тридцать, наконец, двадцать метров. Он слышал удары копыт моего коня прямо за спиной; он обернулся и в ужасе крикнул:
– Да проклянет тебя Аллах в аду, ты, собака!
Он достал пистолет и выстрелил в меня, но опять не попал; потом рукояткой пистолета ударил коня по голове, побуждая его напрячь последние силы. Напрасно! Я был в пятнадцати шагах позади него, теперь всего в десяти, в шести.
– Смотри, Жут, теперь я тебя поймаю! – крикнул я ему. – Никто, ни человек, ни дьявол, не спасет тебя!
Он ответил оглушительным криком, который впору было назвать ревом. Я думал, он сделал это из злобы; я стал размахиваться лассо, но тут увидел, что он дергает лошадь в сторону. Это ему не удалось. От ударов по голове лошадь словно обезумела. Еще один крик. Люди кричат так от ужаса, кричат в самую страшную минуту. Что это было? Нет, не злоба, а страх смерти!
Боже мой! Прямо у нас на пути тянулась длинная, длинная, широкая, темная полоса; до нее было не больше тридцати метров – расщелина, ужасная расщелина; дальний край ее был, пожалуй, локтя на два выше, чем этот.
Мой вороной летел с такой неописуемой скоростью, что вряд ли мне удалось бы его повернуть. Вперед! Только в этом было спасение.
Я опустил руки, все еще сжимавшие лассо, поднял голову скакуна; снова положил ему левую руку между ушами и крикнул, нет, проревел:
– Ри, мой Ри, мой добрый Ри, прыгни, прыгни, прыгни!
Издав какой-то глубокий, хрюкающий звук, – для него он означал восторг, – Ри прикусил стальные удила и, обгоняя Жута, полетел навстречу расщелине.
Ни Жут, ни я уже не обращали внимания друг на друга. Каждый заботился лишь о себе и своей лошади. Он только прорычал мне проклятие, когда я пронесся мимо него. Натянув поводья, я пригнулся.
– Ри, давай, выше, выше! – крикнул я.
Оцепенелым от страха взглядом я всматривался в дальний край расщелины. Я не видел, насколько она была широка; я лишь смотрел в одну и ту же точку на той стороне; я жаждал ее достичь, но она была на целый метр выше того места, где я находился.
Великолепный, несравненный скакун взмыл высоко вверх. На какую-то долю секунды я завис над ужасной бездной. Я выронил поводья и откинулся назад, иначе бы я погиб. Мне надо было уменьшить нагрузку на переднюю часть туловища скакуна, ведь прыжок ему не удался. Ри коснулся земли лишь передними ногами.
– Ali, ali! – крикнул я еще раз и резко пригнулся вперед; в руке я все еще сжимал лассо; теперь я хлестнул им коня между ног. Я еще никогда не бил Ри. И вот, получив удар по самой чувствительной части тела, он высоко взбрыкнул задними копытами и скорчился, так что лопнула подпруга… Вместе с седлом я сверзился вниз, на землю, и лошадь, пролетев немного вперед, удержалась на другом краю пропасти.
Все это длилось, естественно, одну или две секунды. Я вскочил и оглянулся. В этот момент от земли оттолкнулся конь, на котором мчался Жут. Он даже не долетел до этого края пропасти. Раздался крик, душераздирающий крик, и лошадь со всадником рухнули в бездну.
Все мое тело оледенело. Я подошел к краю расщелины. О Небеса! Она была шириной метров в пять, не меньше! Так я ее оценил, но, как известно, нелегко оценить точно ширину водоема или глубокой пропасти. Тут запросто можно ошибиться. А глубина этой расщелины была так велика, что я не увидел даже ее дна. Внизу расстилался густой, черный мрак.
То был справедливый суд! Он обрел ту самую смерть, которую хотел уготовить другим. Он был мертв – он и его скакун. Не было никаких шансов, что они выживут, упав на такую глубину. Впрочем, через некоторое время я заглянул вниз. Однако я не услышал никакого ответа, ни звука.
Теперь я подошел к Ри. Он повернулся и подбежал туда, где лежало седло. Я обвил его шею руками и прижал к себе его голову. Он потерся мордой о мое плечо и лизнул мне руку и щеку. Он словно понимал, что мы спасли друг другу жизнь.
Тем временем я стал беспокоиться за своих спутников. Ранко мчался сюда на своем кауром коне. Он не видел расщелины, и я принялся кричать и махать руками, умоляя ехать медленнее.
Остальные все так же преследовали Хамда эль-Амасата. Тот то и дело менял направление езды; эта тактика помогала состязаться с более быстрыми лошадьми, на которых мчались мои спутники. Они путались и ехали за ним зигзагами. Лишь хитрый хаджи был умнее всех. Он понял тактику противника и не стал в точности повторять его маршрут; он все время ехал на восток и, наконец, остановился, чтобы подождать противника.
Хамд эль-Амасат заметил это. Он видел, что уже не проскочит здесь, поэтому повернул на юг и стал двигаться в том же направлении, что Жут. Очень хитро и искусно он использовал, как прикрытие, немногочисленные кусты, росшие здесь. Это было единственное преимущество, помогавшее ему опережать преследователей. Однако он неминуемо приближался к страшной расщелине, но пока не видел ее.
Повозка все еще стояла там, где остановилась; возле нее были Галингре и его зять. Тем временем Ранко подъехал к расщелине, с ужасом заглянул в нее и крикнул:
– Он мертв, эфенди, он разбился! Аллах, как же ты сумел перепрыгнуть на ту сторону!
– Об этом потом! Останься на этом месте, чтобы Хамд эль-Амасат не мог проехать мимо. Я поскачу ему навстречу.
– У тебя же подпруга лопнула.
– У меня есть запасная в седельной сумке. Через две минуты я все исправлю.
– Но как же ты переберешься на эту сторону?
– Быть может, я найду место, где расщелина станет уже, а если нет, то моя пуля настигнет его.
Вскоре я снова вскочил в седло и по краю расщелины поехал на восток, навстречу Хамду эль-Амасату. Путь на запад ему преграждал Ранко. На востоке поблескивала кольчуга Халефа. С севера его преследовали остальные; я находился с южной стороны. Он был окружен; к тому же дорогу на юг ему пресекала расщелина.
Вот я увидел, как он остановился и прицелился в Омара, почти догнавшего его. Тот успел направить коня в сторону, и пуля не попала в него. После этого Омар сам вскинул винтовку, готовясь ударить Хамда эль-Амасата прикладом: он хотел взять его живым. Внезапно Хамд эль-Амасат остановился и, когда Омар подъехал к нему, быстро выхватил пистолет и выстрелил. Лошадь встала на дыбы и опрокинулась. Хамд эль-Амасат поскакал дальше, к расщелине.
Увидев ее, он смутился и повернул на запад. Я ехал навстречу ему и достиг места, где расщелина сузилась всего до трех метров. Я отогнал коня назад, чтобы было удобнее перемахнуть через пропасть.
Он подъехал; он видел, что у меня в руке нет оружия и что нас разделяет расщелина. Конечно, он бы не рискнул ее перепрыгнуть.
– Иди сюда! – насмешливо крикнул он. – Тебе я сдамся в плен!