– Кто тебя выручит, если не я? И потом, мы уже опаздываем. Сам-знаешь-кто нас точно прибьет.
Папа как-то рассказал нам, что для того, чтобы вызвать демона, нужно назвать его истинное имя вслух. Поэтому мы с Прю старались не произносить бабушкино имя без крайней необходимости.
Прю сбавила шаг, и я догнал ее, пока она рылась в сумке. Она достала голубой блокнот.
– Вот, я случайно взяла твой.
Кровь прилила к лицу, плечи опустились. Я вырвал блокнот у нее из рук и запихал в сумку, надеясь похоронить навечно.
Ну конечно, она его нашла. Почему я такой тупой? Наверное, она уже посмотрела все мои рисунки вместе со своими друзьями и хохотала над каждым из них. Лучше бы она его сразу выбросила, как только поняла, что это не ее блокнот. Я с трудом мог дышать.
– Некоторые мне понравились, – сказала Прю, делая вид, что ничего не случилось. – В смысле, ты, конечно, не Да Винчи, но они очень даже ничего. Я и не думала, что у тебя все еще есть блокнот для рисования.
Я начал рисовать и рассказывать истории, чтобы веселить ее, когда мы без конца торчали в больницах. Почему я все еще рисую? Даже и не знаю. Наверное, я надеюсь, что когда-нибудь она снова попросит меня рассказать ей что-нибудь. Она посмотрела на меня, сжимая губы, чтобы не рассмеяться, и я понял, что этот день наступит примерно… никогда.
Я подхватил свою сумку. Хотел сказать: «Да что ты обо мне знаешь? Мы даже разговариваем в первый раз за неделю!»
– Может, покажешь их кому-нибудь? Например, миссис Питерс?
Вот несколько вещей, на которые я бы согласился, лишь бы не показывать свои наброски нашей заплесневелой учительнице рисования:
1. Отрезать себе ноги.
2. Съесть свою печень.
3. Обойти все Соединенные Штаты, переплыть кишащее акулами море, попасть на Гавайи и броситься в жерло вулкана.
Ребята в школе и так не очень-то меня любят, и это они еще не знают, что я их иногда рисую. Их и виды Редхуда.
– А как же мама или папа? Папе вроде бы нравились музеи.
Как бы ни были безумно талантливы и умны все представители нашей семьи, ни один Реддинг не посвятил себя искусству. Единственное исключение, пожалуй, мой какой-то троюродный родственник Натаниэль Реддинг. Он написал книгу «Потерянный корабль викингов» и попал в список бестселлеров по версии «Нью-Йорк таймс». Очень известный роман про викингов, путешествующих во времени, и про заговор, скрывающий, что именно викинги в кровожадной ярости убили пилигримов с корабля «Мэйфлауэр».
Мне показалось, что роман классный, но бабушка впала в ярость, когда прочла первые главы. Папа купил книжку для мамы, чтобы посмеяться. Он читал вслух отрывки, и они вместе смеялись. И смеялись, и смеялись.
Даже не хочу представлять лица родителей, когда я протяну им блокнот. Нет смысла говорить, что я люблю рисовать. Я и так знаю, какой будет их реакция. «Когда вы с Прю вырастете и сможете помогать нам в Фонде, – скажет папа, – мы сможем изменить мир». А мама улыбнется и скажет, что нет ничего важнее, чем помогать людям. И я останусь со своей любовью к искусству, зная, что для мира это ничего не значит, ага. Только для меня.
Поэтому я доставал свои рисунки, только когда был уверен, что никто не видит. Я помотал головой, не глядя на сестру.
– Нужно торопиться! Мы и так уже опоздали.
– Тогда пойдем здесь. – Прю свернула с дороги, усыпанной листьями, и по спине у меня прошел холодок.
Между домом и Главной улицей был небольшой, но очень мрачный лес. Я неплохо его знал, особенно учитывая, как старательно я пытался избегать его все свои двенадцать с половиной лет жизни. Может, до дома так было короче, но мне этот путь все равно не нравился, особенно когда приходилось съезжать с вечно сырого холма.
От этого леса мороз по коже подирает. Свет там странный, даже опавшие листья похожи на мерзкую серую массу. Чуть меньше четырехсот лет назад в этих местах был ужасный пожар, и лес так и не смог полностью оправиться. На уцелевших деревьях появилась пятнистая кора, скрывающая шрамы, а вокруг повсюду торчат изуродованные стволы. Они расходятся от центра леса, как будто пытаются вытащить из земли корни и убежать.
Иногда, когда дождь льет на их искалеченные голые ноги, мне кажется, что я слышу эхо их криков. Я пытался успокоить себя тем, что это глупо, но все равно слышал этот звук по несколько дней. В лесу всегда, даже летом, сыро, адски холодно и туманно. Туда даже белки не совались, а это уже о чем-то говорит.
– Проспер, – внезапно спросила Прю, – почему Викворт постоянно тебя наказывает? Я думала, тебе стало получше. Прос…