Лухманов с трудом поднялся на ноги.
Мутило. Голова кружилась, как после попойки. Уши словно ватой заложило. Мысли разбегались, точно тараканы.
Потерянный и ошалевший, Вова еле-еле вскарабкался по насыпи и вышел на дорогу. Хоть попутку поймать…
Как темно… Вязкая предрассветная мгла расплескалась над трассой, над степью. Проглотила все краски, оставив миру всего два цвета: чёрный и серый.
Как душно… Воздух кажется плотным и влажным: близко большая река. Пахнет грозой.
Как странно… Как пусто…
Сначала Вова услышал утробный рык мотора, а потом ослеп.
Вот она – тойота. Никуда не делась. Ждала, родимая. Слилась с ночью, сразу и не разглядишь. И что ты теперь будешь делать, Гавр? Добивать?
Лухманов стоял, покачиваясь, и равнодушно взирал на Камри. А что ещё делать? Бегун из него сейчас, как из улитки – спринтер. К тому же, на всякий непредвиденный случай у Собакина имеется пистолет…
Интересно, сколько осталось жить? Секунд пять, не больше.
Вова сжал кулаки, представил себя мальчишом-кибальчишом перед белогвардейскими штыками и принялся считать…
На счёт два дорога завибрировала. Загудела. Из темноты материализовался здоровенный МАН. Эффект внезапности обеспечили выключенные фары.
Доля секунды, и десятитонный тягач на полном ходу влепился в Камри…
Ночь взорвалась от лязга и скрежета. Брызнул ливень металлического крошева.
… Тойоту расколбасило, как жестянку…
Вова вовремя метнулся к обочине. Распластался на насыпи, прикрыв голову руками.
МАН басовито урчал, но музыка в кабине заглушала шум мотора. Лухманов узнал бессмертный хит группы Аqua – «Вarbie girl».
С ума сойти! – Вове захотелось истерически расхохотаться. Его спас пьяный вдребадан дальнобойщик!
Однако весёлая песенка кончилась, и следом заиграла другая: знаменитая лэдзеппелинская Immigrant Song…
Лухманов аж сел. Что же это за радио такое?
Одновременно с первым воплем Планта, дверца кабины распахнулась, и на приступочке появилась… Женя.
Босая. Простоволосая. В коротком (слишком коротком) розовом платье.
На лице улыбка, в руках – топор…
Решетникова ловко спрыгнула на асфальт и, под раскаты драйвовых риффов, направилась к тому, что осталось от машины Собакина.
Вова хотел окликнуть Женю, но из горла вырвались едва слышные хрипы. Всё происходило, словно во сне.
Из смятой Камри вылез непонятно как уцелевший Гавр.
Псевдомайор с трудом держался на ногах, но всё же вскинул руку с пистолетом.
Хлопок. Еще один.
Решетникова дёрнулась, но не остановилась.
Она зарычала, занесла топор… и Вова потерял сознание.
Глава пятнадцатая. Психоделическая
Сны… Особая жизнь сознания, полная загадок и тайн.
Что видим мы, когда рассудок дремлет? Прошлое? Будущее? То, что должно свершиться, или то, чему никогда не бывать?
Вове снилась степь.
Бескрайняя. Гладкая, словно тарелка, и жёлтая от выжженной солнцем травы. Лухманов парил над ней, точно орёл, раскинув руки-крылья.
Далеко внизу проносились бесчисленные рати кочевников. С высоты они казались крошечными, точно игрушечные солдатики из детства. Кто это? Печенеги? Половцы? Монголо-татары? Вова не знал. Ни ему, ни Степи не было до них никакого дела.
Воины кричали, размахивая кривыми саблями. Свистели кнуты, ржали взмыленные кони. Орды сталкивались чёрными волнами и тут же обращались в прах, уносимый ветром. А Степь оставалась. Великая. Могучая. Бесконечная, как само время.