Колин вскрикнул. Когда зараженная кровь достигла его сердца, мышца замерла, что мгновенно убило его.
Колин открыл глаза.
Он все еще был в подвале, но видел прекрасно. Он задавался вопросом, откуда мог исходить свет, но, быстро оглядевшись, не обнаружил источника.
Колин встал, вздрогнув, осознав, что боль в ноге исчезла.
Как, собственно, и вся остальная его боль. Он задрал рубашку, ожидая увидеть ушибы на ребрах, но на них не было никаких отметин.
Даже симптомы исчезли.
Шприц все еще был у него в руке. Колин уставился на него, вспоминая.
- Это сработало! Чертовски хорошо сработало!
Ван Хельсинг все еще лежал, растянувшись на полу лицом вниз.
Колин посмотрел на него, и у него потекли слюнки. Голод захлестнул его, желание было настолько всепоглощающим, что затмевало его пристрастие к героину.
Не сопротивляясь порыву, он упал на землю и впился зубами в шею старика. Его новые зубы легко разорвали кожу, но когда его язык коснулся крови, Колин отпрянул.
Прогорклая. Как испорченное молоко.
Звук откуда-то сверху.
Колин прислушался, удивляясь тому, насколько острым стал его слух.
-Тогда ладно. Джейк, спустись вниз и из милосердия убей наркомана, а потом мы свалим.
Действительно, убей из милосердия.
Колин заставил себя быть терпеливым, стоя неподвижно, когда люк открылся и оттуда спустилась фигура.
- Так-так-так, смотрите, кто не спит. Cмелее, я постараюсь сделать это безболезненно.
Джейк двинулся вперед. Колин почти улыбнулся. От большого, потного, грязного Джейка вкусно пахло.
- В тебе еще осталось немного борьбы, а?
Колин сделал выпад.
Его скорость была неестественной; он оказался на Джейке в одно мгновение. Еще более поразительной была его сила. Практически без усилий он повалил более крупного мужчину на землю и скрутил ему руки.
- Что за черт?!
- Я постараюсь сделать это безболезненно, - сказал Колин.
Но, судя по крикам Джейка, это было совсем не безболезненно.
Эта кровь не была прогорклой. Эта кровь была экстазом.
Каждая клеточка тела Колина содрогнулась от удовольствия; ошеломляющий прилив, который затмевал ощущение героина, оргазм всего тела, такой сильный, что он не смог сдержать стон, вырвавшийся из его горла.
Он сосал, пока Джейк не перестал двигаться. Пока его живот не раздулся, теплая жидкость не заплескалась внутри него, как у доношенного эмбриона.
Но он оставался голодным.
Он взбежал по лестнице, практически паря на своей новообретенной силе. Окурок стоял у стола, складывая тарелки в деревянный ящик.
- Колин?
Окурок тоже оказался вкусными. Только немного по-другому. Не таким сладким, что-то вроде бордо по сравнению с каберне Джейка. Язык Колина был необузданным. Он жадно лакал кровь, как бешеная собака из миски с водой.
- Какого черта ты делаешь?
Колин бросил Окурка и повернулся лицом к Вилли.
- Боже милостивый!
Вилли сунул руку в карман жилета и достал маленький "Дерринджер"[3]. Он выстрелил дважды, и оба выстрела попали Колину в грудь.
Было больно.
Но сильнее, чем боль, был голод.
Вилли повернулся, чтобы убежать, но Колин легко поймал его.
- Интересно, какими ты будешь на вкус, - прошептал он на ухо кричащему мужчине.
Медовуха с жимолостью. Лучший из трех сортов.
Колин сосал, глотая нектар, который пульсировал в сонной артерии Вилли. Он наедался до тех пор, пока еще один глоток не заставил бы его лопнуть.
Затем, в оргиастическом оцепенении, он, спотыкаясь, вышел из дома в великолепную ночь.
Больше не было темно, тихо и пугающе, воздух теперь гудел от яркого свечения, а звуки животных, доносившиеся издалека, были чистыми и прекрасными.
Летучие мыши, гоняющиеся за насекомыми. Волк, лающий на Луну. Древесная жаба, зовущая свою пару.
Такая милая, чудесная музыка.
Это чувство захлестнуло Колина, он содрогнулся и заплакал. Это то, что он искал всю свою жизнь. Это была эйфория. Это была сила. Это было новое начало.
- Я вижу, вы были заняты.
Колин резко обернулся.
Ван Хельсинг стоял у входа в дом. Его правая рука все еще сжимала разделочный нож Колина. Левой руки не было, она была отрезана выше запястья, там, где его сковала цепь. С обрубка капала кровь, из него торчала зазубренная белая кость.
Колин изучал лицо Ван Хельсинга. Все еще осунувшееся, все еще страдающее. Но в глазах появилось что-то новое.
Искорка.
- Доволен, чувак? Наконец-то ты обрел свободу.
- Свобода - это не то, к чему я стремлюсь. Я желаю только искупления, которое приходит со смертью.