Выбрать главу

Доминик услышал шум, похожий на свист ветра в кронах деревьев. Он оглянулся и увидел, что в дверях, хрипя, стоит Пыточник. Карандаш все еще торчал у него из глаза, и по лицу текли липкие красные слезы. Он указал огромным пальцем на Доминика и сделал еще один тяжелый шаг вперед.

Доминик сунул руку в шкафчик и достал банку с жидкостью для зажигалок. Он сорвал крышку и брызнул ею в лицо Пыточникa.

Toт закричал, когда алкоголь попал ему в проколотый глаз. Он отшатнулся и споткнулся о генератор.

- Ах ты, маленький ублюдок! Когда я доберусь до тебя...

Доминик схватил ближайший предмет - цифровую камеру, лежавшую на тележке, и бросился к нему. Он обрушил оружие на лицо своего мучителя, снова и снова, пластиковый корпус треснул и раскололся, когда он использовал его, чтобы выбить зубы и сломать кости.

Пыточник набросился на него, ударив по голове Доминика. Toт упал на спину, тяжело приземлившись. Его зрение затуманилось, и что-то ткнуло его за левое плечо.

Рядом с ним сел Пыточник. Он схватил карандаш и потянул. Его глаз выпал из глазницы, похожий на крошечную красную медузу, тянущую за собой щупальца. Oн взвыл, выронив карандаш. Глаз свободно свисал вниз на уровне щеки, подвешенный на витке зрительных нервов.

Доминик потянулся за спину, ища источник своего дискомфорта. Он вытащил его в поле зрения.

Это был стальной зажим размером почти с его ладонь. Он сжал концы, и он открыл пасть, обнажив крошечные зубы. К основанию был прикреплен шнур, и Доминик проследовал за ним по полу туда, где он подключался к электрическому генератору.

Он взглянул на мучителя, который успел найти свой резиновый хлыст. Он ударил им Доминика по лицу, боль была мгновенной и ошеломляющей.

Доминик перекатился на бок, все еще сжимая зажим. Хлыст хлестнул его по голой спине, и он вскрикнул.

- Ты думаешь, что знаешь боль?! - взревел Пыточник. - Я покажу тебе боль!

Доминик перевернулся на живот, получив еще один удар хлыстом по лицу. Он воткнул зажим в Пыточника, закрепив его на лодыжке.

Затем он протянул руку и нажал на выключатель генератора. Реакция была мгновенной.

Пыточник согнулся пополам, как захлопнувшаяся книга, и рухнул головой на пол. Сильный запах озона пронесся вокруг него, когда его гротескное тело затряслось в мучительных судорогах. Изо рта у него брызнула кровь, кусок языка вырвался из стиснутых зубов и скатился по подбородку.

Доминик отступил назад, увеличивая расстояние между ними. Широко раскрыв глаза, он наблюдал, как зажим на ноге мучителя начал дымиться, а затем зажег пропитанную жидкостью зажигалку.

Пыточник горел, словно растопка.

Доминик отвел взгляд и нашел ящик рядом со шкафом, в котором хранилась его одежда. Он старался не обращать внимания на треск пузырящейся плоти и булькающие стоны Пыточникa. К тому времени, как он завязал шнурки, стоны стихли вместе с чудовищем.

Канистра с жидкостью для зажигалок стояла на тележке рядом с парой оловянных ножниц. Доминик сунул ножницы в задний карман и брызнул жидкостью на стойку. Затем он проделал то же самое с ужасным шкафом и инструментами, которые в нем находились.

Они хорошо горели.

Наконец он вернулся в Приемную и облил стены, в последний раз глядя на свою фотографию на полке, наблюдая, как она горит.

Они придут. Скоро. Он должен был уйти.

Дверь во двор была открыта, и, как ни странно, вокруг никого не было. Это имело смысл - мониторы Зала не ожидали, что он выйдет оттуда еще несколько часов.

Доминик вышел на свежий воздух. Солнце подмигивало сквозь деревья, словно старый друг.

Легкий ветерок очистил его ноздри от зловония мочи.

Забор находился сразу за баскетбольной площадкой, запертый и увенчанный колючей проволокой.

Перелезть невозможно. Но он не поднимался.

Две минуты работы с оловянными ножницами, и он прошел через забор. Свобода окутывала его, как материнская любовь.

Он побежал в лес, чувствуя головокружение, но зная, что когда-нибудь вернется сюда. Но не как жертва.

Доминик читал запрещенные книги по истории. Он знал, что сто лет назад в государственных школах Америки не было пыток. Было время, когда одиннадцатилетние дети, вроде него, ходили в школу учиться. Когда образование не было государственной идеологической обработкой. Когда дети были свободны.

Пыточник, каким бы злым он ни был, был всего лишь симптомом болезни. Часть системы, и ее продукт.

Но Доминик знал, что есть и другие, такие же, как он. Бойцы, которые стремились к переменам.