- Мы получим, по меньшей мере, двадцать тысяч, - сказала Лина.
11:44.
Еще одна минута.
Из–за двери донесся стон – мужской стон. Затем глухой звук.
Я крепко зажмурился, вытер пот с задней части шеи. У меня никогда в жизни не было ни минуты ревности, но прямо тогда, прямо там, мне захотелось ударить этого парня головой о матрас. Мне не пришлось бы притворяться сердитым, нет, сэр. Когда я с ним закончу, он предложит гораздо больше, чем двадцать штук.
Смешок. Высокий и женственный.
Я стиснул зубы.
11:45.
Я врываюсь внутрь, подняв лом.
Рвота прочистила мне зубы еще до того, как за мной закрылась дверь.
"Кит" был привязан к кровати. Там, где должен был быть его живот, зияла большая кровавая дыра, петли блестящих кишок были вытащены и развешаны по всем четырем столбикам кровати, как рождественские гирлянды. Всевозможные слизистые выделения пропитали простыни и скопились на полу. Запах крови и дерьма был таким сильным, что меня снова вырвало.
Лина – сексуальная, сумасшедшая Лина – была обнажена и сидела на корточках у него на лице, жестко скакала верхом, ее руки сжались на спинке кровати, судя по звукам - она кончала.
Я уронил лом.
Спина Лины выгнулась, она вздрогнула и повернулась. Ее идеальные сиськи были покрыты кровью и темными частичками чего-то еще. Ее глаза были широко раскрыты, маниакальные, а ухмылка, исказившая ее лицо, напугала меня до чертиков.
Она переползла, как хищная кошка, через труп к изножью кровати.
- Привет, Джон.
- Лина... Господи...
Она присела на корточки, раздвинув бедра, одной рукой потирая запекшуюся кровь между ног.
- Иди сюда, Джон.
Я сделала шаг назад, чувствуя, как дверная ручка ударила меня по заднице.
- Не бойся. Я - безобидна.
- Безобидна? - я указал на беспорядок позади нее. - Это не безобидно.
- Он не жаловался. Он умер счастливым. Видишь?
Она потянулась назад и схватила парня за стояк, и будь я проклят, если он не был жестче, чем один из столбиков кровати. Лина начала поглаживать его, вверх и вниз.
- Все в порядке, Джон. Он сам напросился на это. Я сделал это для него.
Какой бы ужасной, отвратительной ни была вся эта сцена, я почувствовал, что начинаю реагировать.
- Иди сюда, Джонни. Иди к Лине.
Она слизнула что-то черное и липкое со своей верхней губы. Ее бедра вздымались в воздухе. У меня возникло непреодолимое желание убежать, покинуть квартиру, добежать до ближайшего бара и выпилить последние пять минут из своей памяти.
Но вместо этого я снял свои штаны.
Я трахнул Лину прямо там, на мертвом парне.
И позволь мне сказать вам, секс был о-о-очень горячим.
Перевод: Zanahorras
"СОГЛАШЕНИЕ"
Я написал этот рассказ в колледже и никогда не пытался опубликовать, потому что считал, что он слишком жесток. Но, продав несколько рассказов Эллери Куин, я так и не смог взломать родственную публикацию, "Альфред Хичкок" (Alfred Hitchcock). После нескольких отказов я отправил им его, и они его купили. Мне так понравилась последняя строчка, что я несколько раз использовал ее в других рассказах.
Хатсон закрыл глаза и тяжело сглотнул, пытаясь остановить потоотделение. На столе лежали две приличные кучки фишек на сумму тридцать тысяч долларов. Половина этих фишек принадлежала ему. Другая половина принадлежала причудливому, маленького роста, гангстеру в розовом костюме, который сидел напротив него.
- Поддерживаю, - сказал гангстер и положил в кучу еще фишек.
Его называли Коротышка Луи. Хатсон не знал его настоящей фамилии и не имел никакого реального желания еe узнать. Единственное, о чем он сейчас заботился - это выиграть эту партию. Он очень заботился об этом, потому что у Бернарда Хатсона не было денег, чтобы покрыть ставку. Семь часов назад у него было восемнадцать тысяч, но с тех пор он неуклонно терял и увеличивал свой кредит, потом снова терял и снова увеличивал. И сейчас, во что бы то ни стало, он должен сорвать этот банк.
Но если он этого не сделает, он будет должен тридцать тысяч долларов, которых у него нет, человеку, который не терпел благосклонности.
Когда Коротышка Луи играл, он всегда брал с собой двух здоровенных телохранителей. Эти телохранители работают по уникальному плану оплаты задолженности. Они наносят телесный вред проигравшему на столько, на сколько он задолжал. За неоплаченный долг в сто долларов, они ломают палец. За тысячу баксов ломают ногу. За тридцать же тысяч они, скорее всего, бросят вызов своему воображению.