- Я пробовал пить собственную кровь, но она кислая и не приносит облегчения. Иногда в подвал забредает маленькое насекомое или грызун, и как бы я ни пытался сопротивляться этому, голод заставляет меня совершать ужасные поступки, - Ван Хельсинг покачал головой. - Ренфилда бы это позабавило.
- Значит, ты все это время питался жуками и паразитами? Нельзя выжить с этим.
- Это моя проблема, мистер Окурок. Я выживаю. Поскольку я уже мертв, я буду существовать вечно, если не будут применены чрезвычайные средства.
Окурок рассмеялся, хлопнув себя по коленям.
- Это чертовски злая история, старина. Но мы оба знаем, что вампиров не существует.
- У кого-нибудь из вас есть зеркало? Или, может быть, распятие? По-моему, оно есть в шкатулке для драгоценностей, на ночном столике в спальне наверху. Советую вам принести его сюда.
Теперь у них что-то получалось. Драгоценности было легко носить с собой и еще проще заложить. Вены Колина напряглись в предвкушении.
- Принеси его, Окурок. Принеси всю шкатулку.
Окурок кивнул и быстро исчез наверху лестницы.
Колин изучал Ван Хельсинга, ломая голову над лучшим способом покончить с ним. Старик был таким хрупким, один быстрый удар в грудь - и с ним покончено.
- Этого маленького ножа, который вы сжимаете в руке, может быть недостаточно, мистер Уиллоуби.
Колин был удивлен, что Ван Хельсинг заметил нож, но в данный момент это не имело значения. Он выставил перед собой разделочный нож.
- Я думаю, сойдет в самый раз.
- Я много раз пытался покончить с собой. Много ночей я бился головой об этот стальной блок, пока не затрещали кости. Когда у меня еще были зубы, я пытался отгрызть себе руку, чтобы выбраться на солнечный свет. И все же каждый раз, когда солнце садилось снова, я просыпался полностью исцеленным.
Колин колебался. Рукоять ножа была потной и неудобной. Ему стало интересно, где Окурок?
- Моя смерть должна наступить от деревянного кола, пронзившего мое сердце, или, вместо этого, вы должны отрубить мне голову и отделить ее от плеч, - Ван Хельсинг вытер длинную струйку слюны, которая стекала по его подбородку. - Не бойтесь. Я голоден, да, но я все еще достаточно силен, чтобы побороть желание. Я не буду сопротивляться.
Старик опустился на колени, приподняв подбородок. Колин поднес лезвие к его горлу. Шея Ван Хельсинга была тонкой, сухой, как рисовая бумага. Хватило бы одного хорошего надреза.
- Я хочу умереть, мистер Уиллоуби. Пожалуйста.
Pуки дрожали, Колин сжал челюсть и втянул воздух сквозь зубы.
Но он не мог этого сделать.
- Извини, приятель. Я...
- Тогда я это сделаю!
Ван Хельсинг вскочил на ноги, вырывая нож у Колина. С животной свирепостью он начал рубить собственную шею, рассекая ткани и артерии, кровь пульсирующими водопадами стекала по его полупрозрачной груди.
Колин отступил на шаг, чувствуя, как внутри у него все сжимается.
Ван Хельсинг закричал нечеловеческим воплем, который заставил Колина застыть от страха. Голова старика склонилась набок под забавным углом. Его глаза закатились, обнажив белки. Но он все равно продолжал рубить по шейным позвонкам, спрятанным глубоко в его кровоточащей плоти, как белые персиковые косточки.
Колина вырвало, он не мог отвести глаз.
У него получится, - недоверчиво подумал Колин. - Он отрубит себе голову.
Но этому не суждено было сбыться. Как только нож вонзился в позвоночник, Ван Хельсинг обмяк и растянулся лицом в грязи.
Пораженный Колин мог только смотреть. Ужас, жестокость того, чему он только что стал свидетелем, навалились на него огромным грузом. Через несколько минут его дыхание выровнялось, и он снова обрел рассудок.
Колин неуверенно потянулся к ножу, все еще зажатому в руке Ван Хельсинга. Вид запекшейся крови заставил его остановиться.
Оставь себе, - решил Колин. - Я куплю другой, когда...
Колина охватила тревога. Он внезапно понял, что Окурок не вернулся. Неужели мерзавец сбежал со шкатулкой для драгоценностей?
Колин в панике помчался вверх по лестнице.
- Окурок!
Ответа нет.
С фонариком он прошел по следам Окурка в пыли в спальню, а затем вышел обратно через парадную дверь. Колин распахнул ее.
- Окурок! Окурок, ты, сын шлюхи!
Ответа нет.
Колин бросился бежать в ночь. Он бежал так быстро, как только мог, надеясь, что его направление было верным, крича и проклиная Окуркa между затрудненными вдохами.
Его нога зацепилась за выступающий корень, и Колин, растянувшись, полетел вперед, ударившись подбородком, а его факел отлетел в лес и с шипением погас в болоте.