— О чем это вы, Владислава? — тяжело вздохнув, вопросил Ланфорд.
К моменту моего трехдневного пребывания в его дома, маг уже привык к возникающим время от времени претензиям с моей стороны. Я, конечно, не сидела целыми днями и не думала, к чему бы придраться, но всплывали порой соображения на этот счет.
Большую часть из них я игнорировала и умалчивала, потому что четко понимала — нельзя со своими устоями без спроса влезать в чужую жизнь. Но бывали и такие, указывать на которые я была просто обязана. Для их же безопасности, между прочим!
— О нет, — возвел глаза к небу Ланфорд. — только не начинай снова этот разговор! Домовой вообще не имел права хранить у себя эти артефакты! Ты же должна понимать, что ведьмовские побрякушки могут в любой момент вступить в резонанс с силой магов и тогда мы тут все взлетим на воздух. Этого хочешь?
Удивительный факт — спорить со мной Ланфорд предпочитал на «ты».
— Ничего я не хочу, — отмахнулась тогда я. — да только хранил их домовой прорву лет, и, как можешь видеть, все живы. А ты что с ним сделал? Как тебе вообще могло прийти в голову… — тут, понизив голос до шепота, я подалась вперед и быстро произнесла: — Отдать их магам на опыты? Это же кощунство!
— Ты какого-то конкретного мага имеешь в виду? — и бровью не повел Ланфорд, намазывав масло на булочку, словно только это его и волновало в долгосрочной перспективе.
— Ну ты же сам видел, что профессор Дюран в первый же день отправил себя на больничную койку, по какой-то неведомой мне причине решив ударить бесценный артефакт молотком! Три раза, Ланфорд, три раза! — вполне справедливо возмутилась я. — И, поверь, здесь я не об артефакте беспокоюсь, он как раз в полном порядке. А вот профессор заполучил переломы всего, что только может сломаться, да еще и навлек на себя проклятье острого…хм..
Маг поднял на меня глаза, которые так хитро поблескивали, что становилось ясно — ждет, продолжу я или нет. А сам хихикал, вот я уверена, просто-таки ухохатывался внутри!
— Недержания. — наконец закончила я, чем явно разочаровала мага. А потом добавила многозначительно: — А как, по-вашему, соотносится вывих коленки и потребности организма?
— Если вас так беспокоит здоровье профессора, — произнес хозяин резиденции, возвращая себе душевное равновесие и вместе с теми уважительно-нейтральное «вы». — помогли бы Панфилу быстрее залечить свои раны, госпожа-ведьма.
— Проклятье я сняла, — отмахнулась я рукой. — но вот долечивать не собираюсь, потому что нельзя за один раз столько целебной магии впитывать. Для организма вредно. Да и поверьте мне, профессору будет только на пользу недельку другую полежать, о жизни подумать.
— В целом согласен, — неожиданно произнес маг, задумчиво отпив кофе. — я к нему вечером заходил, видел, как он спрятал под подушку схему переплавки артефакта во что-то, что подозрительно напоминает бомбу. Не к добру это.
— А я о чем? — округлила я глаза, выразительно дернув бровью. — Но давайте забудем на секунду об артефактах домового и поговорим о том, что происходит с вашим водяным.
— С каких пор водяной стал «моим»? — хмыкнул маг. — Впрочем, говорите, даже интересно, что вы там придумали. Каждый раз поражаюсь вашей фантазии. Может, зря вы от программы укрываетесь? Вышли бы замуж, заняли бы свободное время хлопотами подготовки ко свадьбе, глядишь, и перестали бы во всем заговор искать.
Я тихо скрипнула зубами.
— Между прочим, если бы не моя и Игната работа с месяц назад, то вы бы так и не углядели заговор под самым носом.
— Справедливо, — кивнул маг. — да только почему же тогда вы отгоняете наших специалистов от ведьмы, которая сама, не под давлением и в трезвой памяти, призналась в участии? Мы бы уже давно залезли ей в голову и поискали там то, что нам нужно.
— Варварство какое, — покачала я головой. — Касьян уже рассказала вам все, что знает, а влезать в чужие умы просто отвратительно. Чужие головы должны быть неприкосновенными.
— Что же вы тогда мою морочите, — тихо, практически себе под нос, прошептал маг.
— Что-что?
— С водяным у нас что? — решил не заострять внимания Ланфорд.
— Вы почему ему сказали, что он сможет отрастить ноги, если будет в течение года выть на луну каждую ночь? — хмуро вопросила я. — Его же новый леший чуть в пруду собственном и не утопил, когда тот, ровненько в двенадцать ночи, начал кричать во всю мощь легких водоплавающих?
На это Ланфорду сказать было нечего. Он честно пытался удержать лицо, но по мере того, как мой взгляд становился все обвинительнее, его губы сильнее расходились. Сначала то была ухмылка, затем улыбка и вот маг уже смеялся, восхищенный собственным остроумием. Никакого уважения к древним видам!