«В каком смысле я звучу, как папа?» — «Он часто так говорил». — «Типа?» — «Типа то-то и то-то несовместно. Или то-то и то-то гениально. Или само собой». Она засмеялась. «Он все всегда обобщал». — «Что значит «обобщал»?» — «Это значит — объединял вместе. От слова «общий». — «Что плохого в обобщательности?» — «Просто очень часто папа за лесом не различал деревьев». — «За каким лесом?» — «Неважно».
«Мам?» — «Да». — «Мне вообще-то не очень приятно, когда ты говоришь, что я делаю некоторые вещи, совсем как папа». — «Да? Прости. А я часто так говорю?» — «Постоянно». — «Представляю, как это может быть неприятно». — «А бабушка всегда говорит, что я делаю некоторые вещи, совсем как дедушка. Мне от этого не по себе, потому что их нет. И еще мне кажется, что я для вас ничего не значу». — «Вот уж этого ни бабушка, ни я точно не имеем в виду Разве ты не знаешь, как много ты для нас значишь?» — «Ну, знаю». — «Ты все для нас значишь».
Некоторое время она гладила меня по голове, и ее пальцы забирались за ухо, в то место, до которого почти никогда не дотрагиваешься.
Я спросил, можно ли еще раз застегнуть ей платье. Она сказала: «Конечно» и повернулась ко мне спиной. Она сказала: «Мне кажется, будет правильно, если ты все-таки постараешься пойти в школу». Я сказал «Я стараюсь». — «Сходи хотя бы на первый урок». — «Я даже с кровати встать не могу». Ложь № 6. «Доктор Файн сказал, что я должен к себе прислушиваться. Он сказал, что если не хочется, лучше себя не заставлять». Тут я не совсем соврал, но и не совсем справдивил. «Мне бы не хотелось, чтобы это вошло в привычку», — сказала она. «Не войдет», — сказал я. Положив руку на одеяло, она, видимо, кое-что заподозрила, потому что спросила, лежу ли я в постели одетым. Я сказал: «Да, и это потому, что мне холодно». № 7. «Не считая того, что жарко».
Как только она ушла, я собрал все необходимое и спустился вниз. «Сегодня ты выглядишь лучше», — сказал Стэн. Я сказал, что это не его дело. Он сказал: «Тоже мне». Я сказал: «Просто сегодня я чувствую себя хуже».
Я дошел до магазина художественных принадлежностей на Девяносто третьей улице и спросил женщину у входа, могу ли я поговорить с менеджером, потому что папа всегда так делал, когда у него был важный вопрос. «Я могу чем-нибудь помочь?» — спросила она «Мне нужен менеджер», — сказал я. «Понимаю. Я могу чем-нибудь помочь?» — «Вы запредельно красивая», — сказал я, потому что она была толстая, и я решил, что ей это будет особенно приятно услышать, и еще для того, чтобы ей снова понравиться, хоть я и вел себя, как сексист. «Спасибо», — сказала она. Я сказал: «Вы просто звезда экрана». Она покачала головой, типа Ты чё? «Ладно», — сказал я, и показал ей конверт, и объяснил, как я нашел ключ, и как теперь пытаюсь найти замок, который он открывает, и как слово «Black» может что-нибудь означать. Я хотел знать все, что она может рассказать мне про черное, поскольку она наверняка является экспертом по цвету. «Ну, — сказала она, — не знаю, какой из меня эксперт. Но одно могу отметить: немного необычно, что слово «Black» написано красной ручкой». Я спросил, что в этом необычного, потому что у папы всегда была под рукой красная ручка для «Нью-Йорк Таймс». «Иди сюда», — сказала она и подвела меня к витрине с десятью ручками. «Смотри». Она показала мне блокнот, который был рядом с витриной.
«Видишь, — сказала она, — большинство людей пишут название цвета той ручки, которую они пробуют». — «Почему?» — «Откуда я знаю. Небось какая-нибудь психологическая заморочка». — «Психологическая значит умственная?» — «Практически». Я над этим задумался, и мне было озарение, что если бы я захотел попробовать синюю ручку, то, скорее всего, написал бы слово «синий». «Не так-то просто сделать, как твой папа, — написать название одного цвета другим цветом. Не у всех получится». — «Правда?» — «А это еще труднее», — сказала она и написала что-то на следующей странице блокнота, и попросила меня прочесть это вслух. Она была права: прочесть оказалось еще труднее, потому что одна часть меня хотела произнести название цвета, а другая часть меня хотела произнести то, что им было написано. В итоге я не произнес ничего.
Я спросил, что бы это могло значить, по ее мнению. «Ну, — сказала она, — не знаю, значит ли это вообще что-нибудь. Но смотри: когда человек пробует ручку, он, чаще всего, пишет либо название ее цвета, либо свое имя. То, что «Black» написано красным, наводит меня на мысль, что Блэк — это фамилия». — «Возможно, даже женская». — «И я тебе больше скажу». — «Что?» — «Б — у тебя заглавная. А название цветов мы ведь обычно пишем со строчной». — «Бабай!» — «Прошу прощения?» — «Black написал Блэк». — «Что?» — «Black написал Блэк. Я должен найти этого Блэка». Она сказала: «Если я еще чем-нибудь могу помочь — обращайся». — «Я вас люблю». — «Только не тряси так своим тамбурином — ты в магазине».
Она отошла, а я еще немного постоял, стараясь угнаться за работой своего мозга Я пролистал блокнот от конца к началу, раздумывая над тем, как бы поступил на моем месте Стивен Хокинг.
Я вырвал из блокнота последний лист и снова побежал за менеджером. Она помогала кому-то выбирать кисточки, но я решил, что не будет невежливым ее прервать. «Это мой папа, — сказал я, тыча пальцем в его имя. — Томас Шелл!» — «Какое совпадение», — сказала она. Я сказал: «Но только он не покупал художественные принадлежности». — «Может, он купил, а тебе не сказал». — «Может, он просто зашел за ручкой». Я обежал весь магазин, от витрины к витрине, проверяя, не оставил ли свой след и в других отделах. Так я смог бы определить, покупал ли он здесь разные художественные принадлежности или только ручку.
Трудно было поверить в то, что я обнаружил.
Его имя было повсюду. Он перепробовал маркеры, и тюбики с маслом, и цветные карандаши, и мелки, и ручки, и пастели, и акварели. Он даже процарапал свое имя на куске формовочной глины, и я нашел мастихин с желтым на конце, поэтому я точно знал, чем именно он это сделал. Было похоже, что он затевал крупнейший художественный проект в истории. Только я не понял: ведь все это должно было быть больше года назад.
Я опять нашел менеджера. «Вы сказали, что если вы еще можете чем-нибудь помочь, чтобы я обращался». Она сказала: «Сначала я закончу с покупателем, а потом буду в твоем полном распоряжении». Я стоял и ждал, пока она заканчивала с покупателем. Она повернулась ко мне. Я сказал: «Вы сказали, что если вы еще можете чем-нибудь помочь, чтобы я обращался. Мне необходимо просмотреть ведомости продаж». — «Зачем?» — «Чтобы узнать, когда мой папа здесь был и что именно он купил». — «Зачем?» — «Чтобы знать». — «Но зачем?» — «У вас папа не умер, поэтому вы все равно не поймете». Она сказала: «У тебя умер папа?» Я сказал да. И добавил: «Я очень ранимый». Она подошла к одной из касс, которая на самом деле была компьютер, и понажимала пальцем на экран. «Продиктуй по буквам его фамилию». — «Ш.Е.Л.Л». Она еще понажимала, и пошевелила лицом, и сказала: «Ничего». — «Ничего?» — «Либо он ничего не купил, либо расплатился наличными». — «Акшакак, я щас». — «Прошу прощения?» — «Оскар Шелл… Привет, мам… Потому что я в туалете… Потому что он был в кармане… Угу… Угу… Немного, но можно я тебе перезвоню, когда я не в туалете… Типа через полчаса?.. Не по телефону… Наверное… Угу… У-гу. О'кей, мам… Да… Пока».