ЕВСЕЕВ И ЗВЕЗДА
Про Евсеева всегда говорили, что звезд он с неба не хватает. И ошибались. Потому как взял он однажды, потянулся с балкона как следует и схватил. Ее, родимую. Не Бог весть, конечно, какую, так себе звездочку, но захапал! Зажал в кулаке и держит. И при этом думает: «Ну и что? Ну схватил я эту звезду занюханную, ну держу... А хрен ли мне теперь с нею делать? Не ко лбу же пришпандоривать? Не конь все-таки и не корова, чтоб со звездой во лбу шляться... К пиджаку цеплять — вроде как нескромно получается, да и дырку прожечь может. Опять же документа у меня на нее нет... Продать — а вдруг продешевлю? В музей дарить жалко, да и знаю я их — не напишут ведь, что моя...»
А звезда тем временем руку его мозолистую жжет, колется, думать мешает.
Тут жена его на балкон вышла с интимным предложением.
— Чего стоишь-то? — сказала она. — Пошли, я постелила.
— Да вот, понимаешь, звезду поймал. — Евсеев кивнул на свой светящийся кулак.
— А-а... — Жена без особого интереса посмотрела на кулак и сказала: — Ты бы лучше того паразита поймал, который на наш балкон окурки сбрасывает. Погорим же на фиг.
— Да погоди ты с окурками, — в сердцах сказал Евсеев. — Чего делать-то с ней будем?
— А я откуда знаю, — пожала плечами жена и предупредила: — Думай быстрей, а то я спать лягу.
— Ну не выбрасывать же, — заволновался Евсеев, — все ж вещь.
— Выбрасывать жалко, — согласилась жена.
Стали они думать вместе. Думали-думали, думали-думали — ничего придумать не могут.
— Слушай, — сказала наконец жена, когда терпение Евсеева уже готово было лопнуть, — давай ее заместо лампочки в туалете повесим. А то все время там перегорает.
— Давай, — обрадовался Евсеев и побежал скорее каркас из проволоки делать.
Так звезда теперь у них в туалете и висит. Хорошо, удобно. Только вот политику одному из ближнего зарубежья с той самой поры не везет — звезда-то эта его оказалась. Выходит он, одинокий, по ночам в сад, на небо смотрит — все звезду свою счастливую ищет. И не ведает, где она, родимая, обретается. Знал бы — убил!
Опасное это дело — звезды с неба хватать.
ЭТИ ЛАСКОВЫЕ ИМЕНА
Семен Семеныч очень любил разглядывать себя в зеркале. Подойдет, посмотрит и обязательно скажет:
— Ух ты, мой малипусенький!
Или, к примеру:
— Ах ты, золотце мое!
А еще, бывало:
— Здравствуй, драгоценненький!
Одним словом, любил он себя до невозможности. До ахов, вздохов и нервных обмороков при виде какого-нибудь подло вскочившего прыща.
Но однажды подошел он утром к зеркалу и вместо горячо обожаемого собственного облика увидел там нечто невообразимое. Какое-то жуткое чудище, с блестящей рожей, усеянной непонятно чем.
Для начала он, как водится, шлепнулся в обморок. Очнулся, поднялся, взглянул — и опять. К четвертому разу ему это надоело, и он, не вставая, позвал жену. Та подошла, близоруко сощурилась и тут же с воплем закатила глаза.
«Нашла время, — раздраженно подумал Семен Семеныч, с пыхтением выбираясь из-под тяжелого тела жены. — Меня спасать надо, а она в обморок удумала».
Превозмогая слабость, он добрался до телефона и позвонил в «Скорую».
К приезду «скорой» его жена уже немного пришла в себя, но открывать глаза наотрез отказывалась. Врачей она впустила на ощупь и тут же, что-то бормоча, заперлась в ванной.
Один врач, зайдя в комнату и увидя Семен Семеныча, сразу со стоном заскребся обратно, но другой, пошатнувшись, устоял. Он открыл дверь, выпустил своего напарника на волю и медленно подошел к Семен Семенычу.
— На что жалуетесь? — фальшиво спросил он, кося глазами куда-то в сторону.
— Сами не видите? — плаксивым голосом ответил Семен Семеныч.
— И давно?
— С утра.
— Понятно. — Врач нахмурился и, превозмогая себя, скользнул взглядом по лицу Семен Семеныча: — Ну а раньше оно у вас каким было?
— Красивеньким, — простонал Семен Семеныч.
— Что, очень? — заинтересовался врач.
— Очень.
— Очень-очень?
— Абсолютно! — твердо и даже как-то обиженно ответил Семен Семеныч.
— Та-а-ак, — врач опять посмотрел на его лицо, весь перекорежился, но взгляда уже не отвел. — Ну а, к примеру, прозвищами какими-нибудь ласковыми вы себя называть любили?
— А как же, — удивился Семен Семеныч и, горестно вздохнув, начал перечислять: — Малипусенький, драгоценненький, золотце...
— Хватит, хватит, — испуганно остановил его врач. — Все ясно.
— Что? — привстал Семен Семеныч. — Что со мной?
— Обычное самовнушение, — ответил врач и, достав карманное зеркальце, поднес его к носу Семен Семеныча с таким расчетом, чтобы тот мог обозревать свое лицо по частям, не травмируясь ужасной картиной в целом. — Это еще ничего, — продолжал успокаивающе говорить он. — Тут вот один взялся свою жену крокодилом обзывать, так еле останки отбили... Всего объела...